В журнале «Эпидемиология и инфекционные болезни. Актуальные вопросы» была напечатана статья пермского профессора-вирусолога Р.З. Кузяева под названием «Профессор В.П. Первушин – первооткрыватель клещевого энцефалита (к 150-летию со дня рождения) [1].

Действительно, в научной литературе иногда встречаются подобные суждения. Такое утверждение проникло даже в литературу по истории Перми. В.Ф. Гладышев (двоюродный племянник В.П. Первушина) в книге «Перми старинное зерцало» писал: «Первушин, в частности, впервые описал заболевание нервной системы, получившее название «весенне-летний клещевой энцефалит» [2].

Р.З. Кузяев в статье утверждает, что В.П. Первушин в 1899 г. «впервые описал клиническое течение клещевого энцефалита (КЭ) среди жителей Казанской и Вятской губерний – «прогрессирующую формы неврита плечевого сплетения».

Эта позиция не может не вызывать удивления и представляется весьма сомнительной. Во-первых, мы не считаем правомерным ставить знак равенства между синдромом и нозологически самостоятельным заболеванием. Во-вторых, плечевой плексит – это патология периферической нервной системы, а КЭ – прежде всего поражение центральной нервной системы (миелит, энцефалит, энцефаломиелит). В связи с этим вызывает возражение утверждение Н.Г. Жуковой и соавт. [3] о том, что «полиомиелитическая форма КЭ описана впервые В.П. Первушиным в 1899 г. под названием «прогрессирующая форма неврита плечевого сплетения». Такое утверждение подобно предположению о том, что маститый профессор не дифференцировал невритический (мультиневритический) и полиомиелитический процессы.

Что касается возможности манифестации клинической формы КЭ с поражением периферической нервной системы (менингорадикулярная, полирадикулоневритическая), то ее существование вызывало большие сомнения даже у такого яркого питомца пермской школы неврологов, как А.П. Иерусалимский. Он полагал, что за такими синдромами угадывается лайм-боррелиоз либо микст-инфекция его с КЭ [4].

В-третьих, современные исследователи ретроспективно на одной из каменных плит, найденных при раскопках в Мемфисе, распознали у жреца Руму в левой ноге типичные признаки перенесенного полиомиелита. Насколько правомерно полагать древнеегипетского скульптора первооткрывателем болезни Гейне–Медина?

В-четвертых, вопреки утверждению Р.З. Кузяева, к более ранним литературным источникам, позволяющим ретроспективно распознать КЭ, относится сообщение А.Я. Кожевникова в 1894 г. об «особом виде кортикальной эпилепсии». Эпилепсия Кожевникова на сегодняшний день – одна из самых частых форм прогредиентного КЭ.

В.Н. Ключиков сообщает, что ему удалось ретроспективно распознать типичные проявления КЭ в описанных ранее ярославским врачом А.Н. Толоконниковым клинических случаях атипичной формы рассеянного склероза1. Можно ли А.Н. Толоконникова считать первооткрывателем КЭ?

Таким образом, решительная попытка Р.З. Кузяева презентовать В.П. Первушина как первооткрывателя КЭ, а его публикацию 1899 г. – как первое научное сообщение о новой болезни выглядит недостаточно обоснованной и малоубедительной. Она не подтверждена серьезными научными документами и суждениями представителей той блестящей плеяды ученых, которые изучали проблему весенне-летнего энцефалита.

В книге А.А. Михайленко «Первооткрыватель клещевого энцефалита: к 100-летию А.Г. Панова» [5] немало страниц посвящено анализу научного вклада в изучение КЭ ряда исследователей (В.П. Первушина, И.З. Финкеля, А.Н. Шаповала, Л.А. Зильбера, М.Б. Кроля, Н.И. Гращенкова и др.), претендовавших на приоритет в расшифровке различных аспектов новой нозологической формы. В рамках настоящей статьи мы ограничимся представлением «дорожных карт» научных изысканий только В.П. Первушина и А.Г. Панова и их сравнительному анализу.

Как указывалось выше, в материалах VII съезда общества русских врачей в 1899 г. В.П. Первушин опубликовал работу «К вопросу о прогрессирующей форме неврита плечевого сплетения», которая не вызвала особого резонанса среди неврологов, и, вероятно, на этом ее история и закончилась, если бы автор не напомнил о ней спустя 40 лет [6].

В дальнейшем на протяжении многих лет (1921–1939) В.П. Первушин сосредоточенно изучал в Перми атипичный полиомиелит взрослых. В своем увлечении он не был оригинальным. М.А. Маслов наблюдал эту болезнь в 1915–1927 гг. в Томске [7], М.Г. Полыковский в 1929–1930 гг. в Екатеринбурге аналогичную патологию расценивал как «парадоксальную форму эпидемического энцефалита», «атипическую форму инфекционного полиомиелита у взрослых» и т. д. [8, 9].

В 1939 г. П.М. Чумаков и Н.А. Зейтленок впервые на Урале и в Приуралье в «полиомиелите взрослых» распознали к тому времени уже достаточно известный на Дальнем Востоке КЭ [10]. В.П. Первушину и другим исследователям оставалось только признать свои диагностические ошибки и согласиться с выводами сотрудников экспедиции. Более того, В.П. Первушин только в эти годы (1939–1940) ретроспективно проанализировал свои наблюдения 1899 г. и распознал в них КЭ. (Любопытный факт: на протяжении 18-летнего изучения полиомиелита взрослых у В.П. Первушина не возникало мысли об общем генезе полиомиелита и «неврита плечевого сплетения». Это тождество обнаружилось сразу после того, как «полиомиелит взрослых» стал КЭ).

Так или иначе, честь и хвала известному и заслуженному профессору, который имел мужество публично и честно признаться в своих заблуждениях и диагностических ошибках. Но и только. Он не собирался свои ошибки представлять как научное достижение. Заслуги научного приоритета он оставлял А.Г. Панову. Один из самых знаменитых учеников В.П. Первушина, глубокий знаток КЭ А.П. Иерусалимский вспоминал: «В 1947–1950 годах я учился в клинической ординатуре по неврологии у профессора В.П. Первушина (Пермский медицинский институт). К тому времени на Урале уже хорошо знали и лечили клещевой энцефалит. Я и сам успел переболеть им, к счастью, без последствий. Имя Александра Гавриловича Панова у нас в клинике было «на слуху» как первооткрывателя. Статью «Клиника весенне-летних энцефалитов» в журнале «Невропатология и психиатрия» (1938) мы конспектировали как труды основоположников марксизма-ленинизма в те годы» [11].

Так считали на кафедре Первушина при его жизни! Как принято у дипломатов – «без комментариев»!

Обратимся к «дорожной карте» научных поисков А.Г. Панова.

В декабре 1933 г. А.Г. Панова призвали на военную службу: направили во Владивосток и определили исполняющим обязанности начальника неврологического отделения флотского госпиталя. Уже весной 1934 г. он познакомился с весьма необычным заболеванием, которое местные врачи трактовали как «токсический грипп», «малярию» и др.

Трактовка подобных наблюдений в предшествующие и более поздние годы в литературе была исключительно многообразной: «полиомиелит взрослых», «острый передне-верхний полиомиелит», «менингополиомиелит», «бульбомиелит», «неврит плечевого сплетения», «эпидемический энцефалит» и др. Однако никто из авторов не оставил внятных указаний на нозологическую обособленность искомых клинических наблюдений.

А.Г. Панов сразу понял, что речь идет об энцефалите, который имел как общие черты с другими энцефалитами, так и серьезные отличия.

От больных и сопровождавших их медицинских работников А.Г. Панов узнал, что во многих лесозаготовительных пунктах есть еще подобные больные. А.Г. Панов немедленно выехал в эти районы. С мая по август 1934 г. в 13 лесозаготовительных пунктах он выявил и обследовал 56 больных. Анализ клинических наблюдений позволил уже в 1934 г. определить наиболее характерные черты патологии: своеобразный менингоэнцефалит, протекавший как острая инфекция с выраженными менингеальными симптомами, частыми симптомами очагового поражения ЦНС (вялые параличи мышц шеи и рук), высокая летальность в остром периоде, однотипное течение болезни с несколькими повторяющимися вариантами поражения нервной системы.Таким образом, еще за 3 года до приезда экспедиций Наркомздрава А.Г. Пановым был представлен достаточно четкий клинический паттерн изученного им заболевания, позволивший распознать его как новую нейроинфекцию («энцефалит, относящийся к группе летних», «весенне-летний энцефалит»). Личное дело А.Г. Панова содержит его аттестацию А.В. Триумфовым (1949), который удостоверял, что приоритет в изучении клинической картины КЭ принадлежит А.Г. Панову.

Беспокойство А.Г. Панова в связи с новым заболеванием переросло в тревогу, и он поделился своими опасениями с местными врачами: в 1935 г. он делал доклад в Обществе врачей Владивостока «Клиника летних энцефалитов в Приморье», где была представлена клиническая картина своеобразия, сходства и отличия новой болезни от других энцефалитов, в том числе от японского комариного энцефалита и энцефалита Сант-Луис.

Свою озабоченность А.Г. Панову удалось донести и до органов Крайздрава Приморья, которые поручили инициативному ученому немедленно составить официальную докладную записку в Наркомздрав СССР. В 1935 г. официальная бумага была подготовлена и отправлена в Москву. Ее судьба осталась неизвестной. (Упоминаемыми выше и далее документами 1935–1936 гг. располагала первая Дальневосточная экспедиция (1937); их цитировали не только А.Г. Панов, но и Л.А. Зильбер [12], А.П. Иерусалимский [13], В.В. Погодина [14] и др.).

В частности, в распоряжении экспедиции 1937 г. находились протокол эпидемиологического совещания по поводу «летнего энцефалита» от 11 июня 1936 г., организованного Приморским Крайздравотделом; справки «О заболеваемости энцефалитом в Желдорстройкорпусе» и «Энцефалит в Оборском леспромхозе», датированные 1936 г. и подписанные директором ДВИЭМ Б.Н. Найштадтом, начальником армейской лаборатории Цукерманом и невропатологом А.Г. Пановым [13].

По поручению медицинского Совета Крайздрава А.Г. Панов совместно с проф. Б.Н. Нейштадтом и Н.В. Коростелевым составляют «Инструкцию по диагностике, профилактике и лечению летних эпидемических энцефалитов» (Хабаровск, 1936).

Об итогах научного изучения А.Г. Пановым в 1934–1936 гг. КЭ лаконично, но исключительно содержательно поведали А.А. Смородинцев и А.В. Дубов: «Впервые научное изучение КЭ было начато в 1934 г. выдающимся клиницистом А.Г. Пановым. За 3 года до организации комплексной экспедиции на Дальний Восток А.Г. Панов установил ареал болезни в пределах Приморского края, весенне-летнюю сезонность эпидемических вспышек, приуроченность последних к таежным районам и преобладание среди заболевших лиц, работающих в лесу. Были детально изучены симптоматика болезни, клинические проявления, течение и исходы при различных синдромах, а также характер остаточных расстройств». Все это дало основание А.Г. Панову, продолжают авторы, объединить полиморфные синдромы «в единую нозологическую форму» и сделать предположение «о вирусной природе заболевания» [15].

Не менее однозначным было умозаключение основоположника отечественной вирусологии Л.А. Зильбера [12]: «…клиника клещевого энцефалита впервые описана Пановым (1935–1937) и Шаповалом (1938)». И далее: «В последующие годы (!) ее изучали…» – следует ряд фамилий: М.Б. Кроль, И.С. Альтшуллер, И.С. Глазунов, Ю.С. Сергеева (1939), Н.И. Аносов (1939), С.В. Гольман (1940), В.П. Первушин (1940), Д.Г. Шефер (1940), Н.И. Гращенков (1941, 1944) и др.

С прибытием в Хабаровск и во Владивосток в 1937 г. прекрасно оснащенных научных экспедиций Наркомздрава СССР начинается новый этап изучения КЭ, связанный с именами Л.А. Зильбера, Е.Н. Левкович, М.П. Чумакова, А.К. Шубладзе, В.Д. Соловьева, позже – А.А. Смородинцева, Е.Н. Павловского и др. В состав отрядов были включены клиницисты-неврологи: в Южный отряд – А.Г. Панов, в Северный – И.З. Финкель (после его исчезновения – А.Н. Шаповал).

Работа А.Г. Панова в составе экспедиции была не менее плодотворной: «Клиника весенне-летних энцефалитов» [16] – первая в мировой литературе журнальная статья о клинических аспектах КЭ. Первая журнальная статья об этиологии КЭ также опубликована в 1938 г., но без имени Л.А. Зильбера [17]. Первая кандидатская диссертация о клинике КЭ была успешно защищена А.Г. Пановым 20 февраля 1939 г. Первая монография о КЭ и других энцефалитах «Сезонные летние энцефалиты» также принадлежит перу А.Г. Панова [18]. По материалам изучения КЭ в 1934–1939 гг. им подготовлена и защищена 8 декабря 1951 г. докторская диссертация. Наконец, в 1956 г. вышла в свет классическая монография А.Г. Панова «Клещевой энцефалит» [19].

Таким образом, В.П. Первушин вошел в историю отечественной неврологии как крупнейший ученый, блестящий общественный деятель, прекрасный педагог, организатор пермской школы неврологов. Избыточно смелое и недостаточно научно обоснованное приписывание ему мнимых заслуг обременительно для В.П. Первушина, скорее даже дискредитирует его неомраченное имя и никак не способствует незамутненности научного образа маститого профессора.

С другой стороны, трудно себе представить более неуважительное отношение к замечательным, порою героическим коллегам-предшественникам, которым мы обязаны всесторонним изучением «русского» энцефалита: отсутствие ссылок на их публикации – это незнание или забвение замечательных трудов.

Л.А. Зильбер, А.А. Смородинцев, Е.Н. Левкович, Е.Н. Павловский, В.Д. Соловьев, П.А. Петрищева, А.П. Иерусалимский и другие однозначно и недвусмысленно утверждали, что именно А.Г. Панов впервые описал клиническую картину КЭ, определил его нозологическую самостоятельность, стал первооткрывателем КЭ. Можно только приветствовать пристальное внимание специалистов смежного профиля к вопросам клинической медицины. Но делать это, на наш взгляд, желательно деликатно и уважительно и к истории неврологии, и к творцам этой истории. Так полагаем мы, одни из последних учеников А.Г. Панова и ученики внука В.П. Первушина – анатома В.Ю. Первушина.

Завершить статью хочется напоминанием об одном поразительном факте: наибольший вклад в изучение клинических проявлений КЭ внесли сотрудники и питомцы одной кафедры – кафедры нервных болезней Военно-медицинской академии: А.Г. Панов – первооткрыватель КЭ; А.Н. Шаповал, на протяжении более полувека занимавшийся изучением КЭ; С.В. Гольман – первый автор, представивший клинико-морфологическую характеристику хронических форм КЭ. Л.И. Омороков приобрел широкую известность, в том числе работами о кожевниковской эпилепсии. А.Г. Панов, В.И. Ильенко, Н.И. Команденко впервые воспроизвели на хорошо работающей экспериментальной модели клинические проявления прогредиентных форм КЭ у обезьян.