Обычно сведения об истории науки мы получаем из отечественных учебников и руководств. Как правило, сведения эти очень краткие и отражают достижения отечественной науки и называют имена отечественных корифеев [1–4]. В этом нет ничего плохого, но следует признать, что наука не имеет
национальности, можно говорить лишь о национальном вкладе в мировую науку. Следует отметить, что российский вклад в мировую эпидемиологическую науку значителен. По выражению Д.К. Заболотного: «У нас есть, что написать на знамени борьбы с эпидемиями» [5].

История становления и развития эпидемиологии как фундаментальной медицинской науки, профилактического направления изучена далеко не полностью и нет трудов, которые бы сколько-нибудь полно отражали процесс развития науки эпидемиологии. Нет однозначного ответа на вопрос:
является ли история науки неотъемлемой ее частью (разделом), так же как и предметом другой науки – истории медицины. На этот вопрос мы отвечаем так: история эпидемиологии должна быть одним из направлений (областей) исследования самой науки, что нашло отражение в новой редакции отечественного паспорта научной специальности 14.02.02–эпидемиология [6]. Это необходимо, во-первых, потому, что исторический метод уже давно интегрирован в эпидемиологию и в ряде
руководств имеет место такое понятие, как «историческая эпидемиология». Кроме того, при изучении истории науки используется не только исторический, но и вся совокупность эпидемиологических методов, а эту деятельность способен осуществлять только специалист-эпидемиолог.

История науки должна отражать динамику представлений о каждом из трех наукообразующих компонентов: предмете, методе и цели науки. На начальном этапе формирования науки первичная роль, несомненно, принадлежала ее предмету. Такие яркие трагические события, как «внезапное
пришествие» в население «моровых», «повальных» болезней, не могли не обратить на себя внимание древних исследователей. Далее постепенно стал формироваться научный метод изучения эпидемий и была сформулирована цель науки – борьба с эпидемиями.

В последующем между этими компонентами сложилась тесная диалектическая связь: совершенствование метода изменяло представление о предмете, что в свою очередь для дальнейшего

познания требовало модернизации метода. Накопленные знания меняли цель эпидемиологии – от борьбы с эпидемиями до амбициозных задач – полной ликвидации инфекций.

Компоненты, составляющие содержание предмета эпидемиологии, претерпели эволюцию в понимании их сущности, в частности, причинность, механизм развития и эпидемиологические проявления. Менялись представления и терминология о содержании и сути самого предмета – от эпидемии, к эпидемическому процессу и, наконец, популяционному уровню организации патологии и здоровья человека (заболеваемости населения и общественного здоровья). Особое место в развитии эпидемиологии занимает эволюция эпидемиологического метода исследования, ставшего ценнейшим достоянием современной медицины.

Отдельного рассмотрения в историческом аспекте заслуживают процессы дифференциации и интеграции эпидемиологии в медицине, определившие ее роль и место в современной структуре медицинских наук, а также появление новых разделов эпидемиологии – госпитальная, клиническая,
молекулярная и др.

Несомненный интерес представляют исторические знания о развитии противоэпидемических средств и мероприятий, а также системы организации противоэпидемической помощи населению.

Кроме того, история науки должна отдавать дань уважения и вписывать навечно на свои страницы имена выдающихся деятелей науки, внесших весомый позитивный вклад в ее развитие.

История эпидемиологии должна запечатлеть величайшие научные дискуссии и интеллектуальную борьбу мнений, которые красной нитью проходили через всю историю науки и рождали истину.

Это далеко не полный перечень вопросов, на которые должна дать ответы история эпидемиологии, в сфере научных исследований.

Где начало эпидемиологии? Простой ли это вопрос? Любая наука начинается с эмпирических описаний ее предмета:
– первые упоминания об эпидемиях содержатся в древних египетских папирусах Аменофиса I, датированных 3790–3710 гг. до н.э. (оспа) [1, 7, 8];
– в папирусе, относящемся к царствованию Низарха V (2400 г. до н.э.), представлено описание проказы [7];
– в библии дано описание бубонной чумы, относящееся ко времени исхода евреев из Египта (1320 г. до н.э.), а также имеются сведения о проказе [8];
– Гомер в стихотворной форме описал массовые болезни, напоминающие чуму, сибирскую язву и бешенство [8];
– Сусрута (Sousrutas) в индийской энциклопедии дает описание заболеваемости дизентерией и холерой (vishuka) [7, 9];
– в других древних источниках находим описание туберкулеза, оспы, сибирской язвы, бешенства, лейшманиоза и других болезней. По словам выдающегося российского эпидемиолога В.А. Башенина, «у египетской мумии, похороненной в 1200 г. до н.э., найдена везикулезная сыпь натуральной оспы, у мумии за 1000 лет до н.э. – туберкулез позвонков, а у погребенных жителей Перу – лейшманиоз» [7].

Можно ли считать, что эпидемиология так «стара»?

Существует практически единодушное мнение о том, что реальная история эпидемиологии берет начало от Гиппократа II Великого, сына Гераклита, внука Гиппократа I, потомка в 17-м поколении «божественного» Асклепия.

Ряд историков придерживаются мнения, что Гиппократ (460–377 гг. до н.э.) в своих трудах смог обобщить знания и опыт, накопленные его выдающимися предками. Гиппократа считают «отцом научной медицины», включая и эпидемиологию. Дело в том, что Гиппократ оставил «некоторую совокупность накопленных знаний» в области эпидемиологии, сформулировал одну из первых концепций о причинности в медицине и эпидемиологии (конституционально-миазматическая), ввел термин «эпидемия» (массовые заболевания среди людей), тем самым заложив основы эпидемиологии как науки в трудах «О воздухах, водах и местностях» и «Семь книг об эпидемиях» [1, 7, 8, 10, 11].

Среди великих дискуссий, происходивших на протяжении истории развития эпидемиологии, следует особо отметить следующие четыре: между сторонниками миазматической и контагиозной концепций о причинах и сути эпидемий; «спор пера и пробирки»; о монокаузальности и причинности в медицине; о путях развития отечественной эпидемиологии в современный период.

Первая величайшая дискуссия – сторонников миазматической и контагиозной концепций о причинах и сути эпидемий – продолжалась более 20 веков – с IV века до н.э. до начала XIX века. Обе эти древние концепции внесли важный вклад в современное понимание причин, формирующих патологию людей:
– болезнетворные факторы являются компонентами внешней среды;
– существуют болезни, предаваемые от человека к человеку.

Сторонники контагиозной концепции утверждали, что причиной развития эпидемий является распространение среди людей живого болезнетворного агента – эту точку зрения высказал величайший философ Греции Аристотель (IV век до н. э.), историк, военачальник Фукидид (V век до н.
э.), в дальнейшем она нашла последователей в Древнем Риме. Марк Теренций Варрон (116–27 гг. до н. э.) назвал этого агента «Contagium vivum» [8].

В 1598 г. испанским врачом Angelerio при описании эпидемии чумы впервые был введен термин (понятие) «эпидемиология» [12], а в 1802 г. Хуан де Вильяльба (Juan de Villalba) издал в Мадриде книгу об истории эпидемий в Испании, назвав ее «Испанская эпидемиология» [13]. XVIII–XIX века – это период наиболее ожесточенных споров между сторонниками крайних взглядов в объяснении природы эпидемий.

Российский врач Д. Самойлович [Данила Самойлович Сущинский (Сушковский), 1744–1805], которого считают основоположником отечественной эпидемиологии, отстаивал контагиозную теорию многих болезней: «Яд оспы, сифилиса, проказы, чумы, кори и др. переходит с одного человека на другого через посредство контагия, а не передается подобно духу» [7, 8]. Его единомышленниками в России в XIX веке были Устин Евдокимович Дядьковский (1784–1841) и Аким Алексеевич Чаруковский (1798 – 1848).

Противник этих воззрений французский врач Мак Леан (Маклеан, 1818) придерживался мнения, что «контагиозная гипотеза – это пагубная ошибка, проистекающая из мистификаций Фракасторо, опубликовавшего свою работу в 1546 г. по предложению папы Павла III, чтобы убедить членов собора перенести место своих обсуждений», а его соотечественник А.В. Сlot в 1866 г. опубликовал работу
«Последнее слово о неконтагиозности чумы» [8].

Завершающим этапом этой затянувшейся дискуссии была «схватка» двух «колоссов» Макса фон Петтенкофера и Роберта Коха. Однако уже к 1894 г., спустя 10(!) лет, Петенкоффер не отрицал открытого Кохом холерного вибриона. Р. Кох также пошел на примирение: «Теперь, когда Петтенкофер признал, что его «Х» и есть холерный вибрион, пришел конец борьбе между сторонниками разных взглядов на природу холеры» [8]. В то же время Кох признал, что ряд обстоятельств, которые пока неизвестны, могут менять эпидемический потенциал возбудителей, что показал в своей «Теории внутренней саморегуляции паразитарных систем» акад. В.Д. Беляков [1].

Великие бактериологические открытия конца XIX – начала XX века произвели революцию в медицине. Патология была разделена на инфекционную и неинфекционную. Появились новые медицинские науки: микробиология, клиника инфекционных болезней, иммунология, вирусология. Стало ясным,
что причиной многих эпидемий являются патогенные микроорганизмы. Началась повальная «охота за микробами». Бурное развитие микробиологии в этот период привело к стагнации классических эпидемиологических исследований. На рубеже XIX и ХХ веков эпидемиология как общемедицинская
наука завершила своё восхождение блестящими работами русских врачей. Работы Н.И. Тезякова, В.П. Успенского, А.И. Шингарева и др. следует отнести к классическим эпидемиологическим исследованиям, в которых осуществлялись выявление, измерение, описание заболеваемости и анализ её проявлений, при этом исследовалась совокупная заболеваемость (инфекционная и неинфекционная) и лишь затем изучалась её структура, а главная цель состояла в получении достоверных знаний о причинах высокой заболеваемости и смертности населения в наиболее неблагополучных уездах [8].

Дискуссия этого периода касалась путей дальнейшего развития эпидемиологии: первый путь совершенствования классического эпидемиологического метода по изучению механизмов формирования заболеваемости или она в своем развитии будет опираться только на микробиологические исследования. Дискуссия получила название: «Спор пера и пробирки». В то время победила «пробирка».

В.Д. Беляков оценил этот период как «спад эпидемиологии и развитие микробиологии» [1, 8]. Однако следует дать и более оптимистическую оценку событиям первых десятилетий великих бактериологических открытий. В этот период закладывались основы новой науки об инфекционных болезнях в целом и эпидемиологии инфекционных болезней. Начиная с этого времени, ещё не окрепшая эпидемиология свернула с широкой дороги ее становления как фундаментальной медицинской науки, относящейся к области профилактической медицины, изучающей всю патологию
человека на популяционном уровне ее организации, на тропу изучения механизмов формирования только инфекционной заболеваемости. Отметим, что содружество эпидемиологии и микробиологии принесло выдающиеся результаты в борьбе с эпидемиями. Инфекционная патология стала моделью,
на которой эпидемиология совершенствовала свой метод изучения патологии и здоровья населения, формы их проявления, механизма развития и способы доказательства причин и условий, формирующих патологию.

Третья судьбоносная дискуссия, захватившая медицину, также касалась проблем причинности. Она была направлена против сформировавшихся представлений о «монокаузальности» после открытия возбудителей инфекционных болезней. «Причина состоит во внедрении патогенного микроорганизма в организм человека, и суть болезни состоит во влиянии патогенных свойств возбудителя на организм человека» [14] .

Инициатором дискуссии стал известный советский патолог Ипполит Васильевич Давыдовский (1887–1968), написавший труд «Проблемы причинности в медицине». Итогом этой дискуссии стало формирование современного понимания причин развития патологии.

Суть новой концепции о причинности можно сформулировать двумя положениями [14]:
1) причина состоит во взаимодействии причинных факторов (химических, физических, психогенных, биологических) с восприимчивыми к этим факторам людьми;
2) причина многокомпонентна.

По образному выражению акад. О.В. Кербикова (1965), «…причинность – такая королева, выход которой происходит всегда в сопровождении свиты; свита – это условия; королева, если угодно, из династии просвещенного абсолютизма, она не тиран, ибо причина всегда необходима, но она не всегда достаточна для действия. Достаточной причина становится лишь в надлежащих условиях. Условия не порождают следствия, но они необходимы для действия причины. Причина – не неизбежность, она оставляет место для обстоятельств, которые могут повернуть ход событий» [15].

Последняя масштабная дискуссия касалась путей развития отечественной эпидемиологии в современный период [7, 16] Успехи борьбы с эпидемиями, общее снижение инфекционной
заболеваемости в развитых странах мира после второй мировой войны привели к общему улучшению здоровья населения. Однако иные процессы, имеющие эпидемиологическую значимость: урбанизация, индустриализация, автоматизация, химизация, снижение качества среды обитания, появление
новых, ранее не известных миру материалов, изменение ритма жизни и человеческих взаимоотношений – все это привело к росту заболеваемости неинфекционными болезнями:
сердечно-сосудистыми, онкологическими, психическими расстройствами и др., а также травматизма, приобретя признаки эпидемий.

В 30-х годах прошлого столетия проф. В.А. Башенин высказал идею об эпидемиологии как фундаментальной медицинской науке, предметом которой должна быть любая патология, а не только инфекционная [7]. К 50-м годам ушедшего века сложившаяся ситуация побудила вновь выдвинуть
идею использования потенциала, опыта эпидемиологии инфекционных болезней [8, 17, 18] в изучении причин формирования массовой заболеваемости неинфекционными болезнями и борьбе с ней [19].

Эпидемиологические исследования раскрыли причины врожденных пороков развития, доказали роль курения в формировании рака легких, были изучены и ранжированы факторы риска развития ИБС и др. Все перечисленные исследования в международной науке и практике получили название «неинфекционной эпидемиологии» [20–22].

Однако в нашей стране проф. В.А. Башенин был одинок в своих взглядах [7]. Относительная закрытость и самобытное развитие отечественной эпидемиологии породили ряд проблем (теоретического, терминологического, методического, организационного характера), требующих решения.

В России это направление внедряли в первую очередь земские врачи, а во второй половине ХХ века – известные клиницисты, организаторы здравоохранения О.М. Астафьев, И.К. Шхвацабая, Н.Н. Блохин, А.В. Чаклин, В.М. Вихерт, Е.И. Ч азов, В.В. Двойрин, Р.Г. Оганов и др. [23–31], а также наши видные эпидемиологи В.Д. Беляков, Л.И. Шляхтенко, Р.Х. Яфаев, Л.П. Зуева и др. [4, 6, 32–36]. Свой позитивный
вклад в эту борьбу внесли сотрудники кафедр эпидемиологии Первого Московского государственного медицинского университета им. И.М. Сеченова и Омской государственной медицинской академии.

В этом противостоянии сторонникам «нового» пути развития удалось добиться многого: пересмотрены образовательные стандарты и программы обучения по эпидемиологии в вузах страны; вышли в свет новые учебник и учебные пособия по эпидемиологии [1, 4, 36–38]; введен в действие новый паспорт научной специальности 14.02.02-эпидемиология [28].

Вместе с тем на этом пути еще предстоит решить целый ряд проблем, что позволит на основе богатейшего теоретического наследия отечественной эпидемиологии придти к международному пониманию места и значимости эпидемиологии в структуре медицинских наук.

Сейчас мы подошли к пониманию необходимости сближения позиций между отечественной и мировой эпидемиологией. Это связано с процессами интеграции России в мировое сообщество, формированием общего информационного и образовательного пространства. Это огромная, очень сложная работа, сопоставимая с радикальной реформой в эпидемиологической науке, образовании и практике, которую необходимо выполнять общими усилиями, в организованном режиме, определив основные аспекты этой деятельности – пути ее реализации.