Epidemiological and clinical value of occult HBV infection


Aleshkin V.А., Zubkin M.L., Selkova E.P., Chervinko V.I., Suslov A.P., Ovchinnikov Yu.V., Yarosh L.V., Ushakova A.I., Novozhenov V.G., Semenenko Т.А.

1G.N. Gabrichevsky Moscow Research Institute of Epidemiology and Microbiology, Russian Federal Service for Supervision of Consumer Rights Protection and Human Welfare, Moscow; 2Institute for Postgraduate Training of Physicians, P.V. Mandryka Medical Training and Research Clinical Center, Ministry of Defense of the Russian Federation, Moscow; 3City Clinical Hospital Fifty-Two, Moscow Healthcare Department, Moscow; 4Honorary Academician N.F Gamaleya Federal Research Center for Epidemiology and Microbiology, Ministry of Health of Russia, Moscow
Occult HBV infection is characterized by the persistence of hepatitis B virus in the liver and/or blood the absence of HBsAg. The data on the prevalence of the infection in different world regions and populations vary over a wide range. The mechanisms of occult infection are determined by the occurrence of individual virus mutations, by a number of epigenetic factors, but mainly by immunological control patterns. Since HBsAg is a basic marker and generally the only one for detection of HBV infection in real clinical practice, occult HBV infection is a real threat to virus spread in the population and to hepatitis B activation in immunosuppressed patients.

Согласно современным представлениям о естест­венном течении хронической HBV-инфекции, ее пятая – HBsAg-негативная – фаза может соответствовать так называемой «оккультной» (скрытой) инфекции [1, 2]. Для «оккультной» HBV-инфекции (ОГВИ) характерно персистирование вирусного генома в ткани печени при определяемой (обычно менее 200 IU/ml) или неопределяемой ДНК HBV в сыворотке крови в отсутствие HBsAg [3]. С учетом лимфотропности HBV также предполагается возможность его внепеченочной репликации [4–6].

При ОГВИ выделяют 2 варианта серостатуса пациентов: первый, при котором выявляются антитела к HBsAg (анти-HBs) и/или к HBcoreAg (анти-HBc) [7], – так называемый серопозитивный вариант, и второй, при котором эти антитела отсутствуют, – серонегативный вариант [3, 7]. При серопозитивной ОГВИ HBsAg может исчезать либо быстро (в случае обратного развития острого гепатита), либо через годы или даже десятилетия течения хронического гепатита В. Так, ежегодная потеря HBsAg определяется у 0,5–2,26% лиц, наблюдающихся по поводу хронической HBV-инфекции [8, 9]. В случаях серонегативности потеря антител также возможна по ходу болезни, или подавление их продукции наблюдается уже с начала заболевания (см. рисунок).

У 35% пациентов с ОГВИ определяются анти-HBs, а у 42% – анти-HBcore. Серонегативный вариант обнаруживали в 22% случаев [7]. Наиболее высокий уровень виремии встречается при ОГВИ с «изолированными» анти-HBcore, низкий – в отсутствие вирусных маркеров и промежуточный – у больных с анти-HBs [10, 11]. Несмотря на существующие трудности в интерпретации результатов детекции анти-HBcore, выявление их «изолированного» варианта (в отсутствие других маркеров, в частности, HBsAg и анти-HBs) привлекает к себе огромный интерес [10]. Не участвуя в процессе гуморального ответа на HBV, то есть не будучи протективными, но являясь важным элементом участия клеточного звена иммунитета, именно «изолированные» анти-HBcore могут являться наиболее стойкими маркерами HBV-инфекции, в частности ОГВИ [12, 13]. Наглядной иллюстрацией этому являются результаты исследования R.C. Dickson и соавт. [14], которые обнаружили высокую (90%) частоту развития гепатита В у серонегативных реципиентов печеночного трансплантата, получивших трансплантат от анти-HBcore-позитивных доноров, по сравнению с такими же реципиентами с печенью, пересаженной от анти-HBcore-негативных доноров (0,5%). G. Raimondo и соавт. [15] сообщили о детекции ДНК HBV в печеночных биоптатах у 62% носителей анти-HBcore по сравнению с 7,3% у серонегативных лиц.

Интересные данные были опубликованы совсем недавно китайскими исследователями [16], обнаружившими редкий вариант ОГВИ. У двух HBsAg-негативных больных с выявляемой ДНК HBV в крови (у одного из них и в печени) был обнаружен HBeAg. При этом у них также определялись анти-HBs и анти-HBcore в отсутствие анти-HBe и анти-HBcore IgM. Уровень виремии был низкий: у первого колебался от 234 до 267 МЕ/мл, у второго– от 42 до 1130 МЕ/мл. В обоих случаях имел место С-генотип HСV и серотип adr. Углубленный анализ позволил отнести оба вируса к группе escape mutants, так так была обнаружена двойная мутация A1762T и G1764A.

При ОГВИ, как правило, отсутствуют черты активного заболевания печени, однако у некоторых больных могут выявляться гистологические изменения, свидетельствующие о сохраняющейся незначительной некровоспалительной активности [17], и признаки остаточного фиброза различной степени выраженности, вызванные предшествующим течением болезни [18]. Интерес к изучению этой проблемы за последние десятилетия неуклонно возрастает, поскольку, с одной стороны, она играет важную эпидемиологическую роль, а с другой – сохраняется неопределенность в отношении ее клинической значимости.

Распространенность ОГВИ

Исследования о частоте встречаемости ОГВИ относительно немногочисленны и достаточно противоречивы. Это в значительной мере может быть обусловлено существенным различием в чувствительности тест-систем, так как для выявления ДНК HBV в концентрации ниже 102 МЕ/мл требуются специальные способы ее повышения. Представляется обоснованной точка зрения о возможной связи распространённости ОГВИ в разных регионах с интенсивностью эпидемического процесса. В частности, частота выявления ОГВИ среди доноров крови в Московской области, характеризующейся низкой интенсивностью циркуляции HBV, составила 0,28%, а в Республике Тыва, для которой характерна высокая интенсивность циркуляции вируса, – 9,4% [19].

Данные о распространенности ОГВИ в других регионах мира колеблются в широком диапазоне. Так, G. Minuk и соавт. [20] установили, что в группе исследованных HBsAg-негативных канадских эскимосов ДНК вируса определялась у 18% анти-HBcore-позитивных и только у 8% серонегативных индивидуумов. В публикациях из Кореи и Гонконга сообщалось о выявлении ОГВИ соответственно у 16% здоровых лиц и 15% доноров стволовых клеток [21, 22], а в одном из итальянских исследований [15] было показано, что частота обнаружения вирусной ДНК в печеночной ткани составила 16% среди 98 HBsAg-негативных больных, которым была выполнена резекция печени или интраоперационная биопсия (у большинства из них определялись антитела к антигенам HBV). Интересно, что в корейском исследовании «оккультная» инфекция определялась статистически значимо чаще у мужчин (23%) по сравнению с женщинами (8%).

В то же время среди 28 134 HBsAg-отрицательных доноров крови в Индии вирусная ДНК определялась лишь у 25 человек, что составило менее 0,1%. Почти 2/3 из них имели изолированные анти-HBcore, а чуть более 1/4 оказались серонегативными [23]. Среди доноров крови в Колумбии и Иране выявление ОГВИ также оказалось редким – 1,98 и 0,15–2,72% соответственно [24, 25]. С этим также согласуются последние данные о распространенности «оккультной» инфекции среди условно здорового населения Российской Федерации, частота которой составила 0,07%. Только в Республике Саха (Якутия) она оказалась несколько выше – 0,6 % [26].

Существует ограниченное количество данных, свидетельствующих о более высокой частоте выявления ОГВИ в популяциях с высоким риском парентерального инфицирования и среди больных с хроническими заболеваниями печени [7, 27]. Так, ОГВИ была выявлена у 45% лиц, использующих внутривенное введение наркотических препаратов в США [28], и у 5% больных гемофилией в Японии [29]. Данные о частоте ОГВИ у больных, получающих лечение программным гемодиализом, противоречивы и нуждаются в дальнейшем уточнении. Интересно отметить, что в последних публикациях 2014–2015 гг. из Японии и Кореи сообщается о низком уровне детекции ОГВИ в диализной популяции – от 0,11 до 1,3% [30–32]. В этом же регионе частота ОГВИ оказалась невысокой также у реципиентов почечного трансплантата (2,3%) [33], в отличие от российских данных, свидетельствующих о том, что среди больных после трансплантации почки частота оккультной инфекции достигала 13,2% [26].

Особое место занимает оценка частоты ОГВИ в условиях коинфекции с другими вирусами. Среди HBsAg-негативных носителей HCV-инфекции в Средиземноморье ДНК HBV встречалась почти у трети обследованных, а в азиатских странах Дальнего Востока – почти у половины [7, 34].

Среди американцев белой расы – кандидатов на трансплантацию печени в исходе цирроза HCV-этиологии ОГBИ наблюдалась также почти у 50% [35]. Эти результаты представляют особенный интерес в аспекте того, что распространенность HBV-инфекции среди белых американцев – наименьшая в мире. При определении вирусной ДНК в печеночной ткани ОГВИ была диагностирована у 41% пациентов с коинфекцией ВИЧ/HCV [36].

При хронических заболеваниях печени другой этиологии частота «оккультной» инфекции колебалась от 12 до 30% [7, 27, 37, 38]. Среди реципиентов печеночного трансплантата в Бразилии она была диагностирована у 4,4% [39].

Необходимо еще раз подчеркнуть, что результаты анализа частоты ОГВИ зависят от чувствительности используемых методов детекции, и это может объяснять значительную вариабельность полученных результатов.

Механизмы развития ОГВИ

В основе патогенеза ОГBИ лежит способность ДНК HBV интегрироваться в геном гепатоцита хозяина, не играя при этом важной роли в репликативном цикле. Интегрированный вирус может пожизненно существовать в печеночной клетке инфицированного организма даже в тех случаях, когда отсутствует продукция HBsAg. Однако наличие интегрированной ДНК вируса у HBsAg-негативного пациента не является в полном смысле «оккультной» инфекцией, поскольку для нее необходимо длительное внутрипеченочное присутствие генома в виде свободной эписомальной формы. Установлено, что молекулы ядерной ковалентно замкнутой кольцевой ДНК (сссDNA) гепаднавирусов организованы в стабильную хроматин-подобную структуру в виде вирусной минихромосомы, которая отображается при электронной микроскопии как типичная структура в виде «бусин на нитке», представляя собой нуклеосомную упаковку транскрипционно неактивного хроматина. В результате такое состояние молекулы сссДНК вируса теоретически позволяет ей существовать в клетке бесконечно долгое время [40].

Диагностическая неопределяемость HBsAg при наличии виремии может быть связана как с генетической изменчивостью S-гена, вызывающего продукцию модифицированного «австралийского» антигена (S-«ускользающий» мутант), не поддающегося детекции даже высокочувствительными тест-системами, так и (существенно реже) с инфицированием мутантными формами вируса с нарушенным синтезом S-белка. В частности, в настоящее время широко обсуждается роль мутаций в ключевых иммунодоминантных регионах поверхностного белка, делеции в pre-S1-регионе и структурных повреждений в геномных регуляторных регионах, которые приводят к существенному подавлению экспрессии HBsAg [3, 27, 41].

Интересные данные были недавно получены H. Kim и соавт. [42], которые обнаружили новые типы HBsAg у носителей «оккультной» инфекции при генотипе С2 HBV в Южной Корее. Оказалось, что большинство из этих вариантов «австралийского антигена» не поддавались детекции известными тест-системами, но при этом вирус обладал сопоставимой или даже более высокой способностью к секреции вирионов по сравнению с диким типом. Особенно важным представляется тот факт, что в этих случаях была обнаружена более высокая способность к развитию оксидативного стресса, и это, по мнению авторов, может объяснять значение ОГВИ в прогрессировании заболевания печени.

В то же время существует точка зрения, что возникающие мутации HBV не являются строго специфичными для ОГВИ, и в большинстве случаев развитие «оккультной» инфекции связано с заражением вирусами, обладающими такой же генетической гетерогенностью, как и вирусы, вызывающие «классическую» (HBsAg-позитивную) инфекцию [43, 44]. Поэтому в настоящее время считается, что возникновение ОГВИ происходит под влиянием ряда не только и даже не столько вирусологических, сколько иммунологических факторов, подавляющих HBV-репликацию и генную экспрессию [11, 18]. В частности, A. Zerbini и соавт. [45] показали существование HBV-специфического Т-клеточного ответа при ОГВИ даже у пациентов с полным отсутствием маркеров HBV в сыворотке. Возможно, что транзиторное развитие виремии при ОГВИ связано с ослаблением такого контроля.

Важная роль иммунологических факторов в развитии ОГВИ стала очевидна еще в 70-е годы ХХ века, когда появились многочисленные описания случаев ее реактивации в условиях иммуносупрессии, в частности, у онкологических больных, получающих химиотерапию, у пациентов после трансплантации органов и др. [7, 27, 46]. Это подтверждают данные, свидетельствующие о том, что долговременная память CD4- и CD8-клеток поддерживается антигенами вируса, сохраняющимися в течение нескольких лет после выздоровления от острого гепатита В. Следовательно, при ОГВИ допускается возможность синтеза минимального количества этих антигенов, неопределяемых доступными в настоящее время техническими возможностями, но достаточными для поддержания HBV-специфического Т-клеточного ответа [47]. Действительно, помимо молекул cccДНК HBV все вирусные транскрипты определялись в печени у лиц с ОГВИ, а с помощью количественной ПЦР в реальном времени удавалось обнаружить небольшое, но значимое количество внутрипеченочной м-РНК [48]. Поэтому клиническое выздоровление от HBV-инфекции не только не подразумевает полной элиминации вируса, но и определяется способностью иммунной системы обеспечивать контроль за вирусом в печени после клинического разрешения болезни [49].

Было показано, что при ОГВИ в зависимости от выявления анти-HBcore имеется различный профиль HBV-специфического Т-клеточного ответа, в частности, более высокий уровень продукции γ-интерферона у носителей этих атнтител [45]. Несмотря на то что эти циркулирующие клетки определялись с сопоставимой частотой как при анти-HBcore-негативном, так и при анти-HBcore-позитивном варианте ОГВИ, продукция ими γ-интерферона была существенно более слабой у серонегативных лиц по сравнению с серопозитивными.

В одном из недавно выполненных исследований [50] удалось установить, что у ВИЧ-инфицированных пациентов с ОГВИ величина виремии оказалась значимо связанной с более низким уровнем CD4-клеток. Следовательно, «неполноценность» клеточного звена иммунитета может приводить к ослаблению контроля за HBV и активации инфекции. Интересно, что у этих же больных при ОГВИ уровень IL-8, IL-10, IP-10, sFas и sFasL оказался ниже, чем при «классическом» варианте [51].

Подавление активности HBV-инфекции может быть связано с влиянием других инфекционных агентов в случае коинфекции с ними. Ранее было показано, что НСV, в частности его «core»-протеин, обладает сильным ингибирующим эффектом на репликацию НBV, определяющим возможность развития «оккультной» инфекции [7, 27, 52].

В то же время в сложных молекулярно-биологических исследованиях, выполненных in vitro с участием полноразмерных геномов HBV- и HCV-репликона (то есть в исследованиях, которые не ограничивались изучением роли одного белка), взаимодействия между двумя вирусами выявлено не было [53]. Это, по мнению G. Raimondo и соавт. [49], не позволяет в настоящее время с уверенностью подтвердить значимую роль HCV в развитии ОГВИ. Аналогичной точки зрения придерживаются эти исследователи и в отношении коинфекции HBV/ВИЧ.

Диагностика ОГВИ

В соответствии с положениями, выдвинутыми на встрече экспертов по ОГВИ в г. Таормина (Италия, 2008) [3], «золотым стандартом» диагностики является выявление ДНК HBV в экстракте печеночной ткани с помощью nested или real-time ПЦР. Однако в связи с ограниченными возможностями такого подхода применяется определение вируса в крови. Обязательным условием исследования является высочайшая чувствительность и специфичность применяющихся тест-систем с уровнем детекции менее 10 МЕ/мл для вирусной ДНК и менее 0,1 нг/мл для HBsAg [3, 54]. Применение современных тест-системы позволяет снизить порог определения ДНК HBV до уровня менее 5 МЕ/мл. Согласно рекомендациям экспертной группы в Таормине, праймеры должны быть специфичны для различных регионов вирусного генома и комплементарны к высококонсервативным нуклеотидным последовательностям. Поскольку уровень виремии при ОГВИ подвержен значительным колебаниям [55], желательны серийные исследования образцов сыворотки или плазмы в объеме не менее 1 мл [3].

Считается, что выявление ДНК HBV в крови коррелирует с наличием вируса в печени, однако наличие вирусной ДНК в печени не всегда сопровождается ее циркуляцией в крови [7].

Суррогатным, а по образному выражению S. Urbani и соавт. [10], «сигнальным» маркером потенциальной серопозитивной ОГВИ является обнаружение анти-HBcore [56]. При этом следует иметь в виду, что не у всех лиц с анти-HBcore определяется ДНК HBV, в частности в связи с тем, что существующие тесты на эти антитела недостаточно специфичны, и поэтому может быть получен ложноположительный результат [3, 10]. Тем не менее исследование этих антител сохраняет свою актуальность для диагностики ОГВИ, особенно в высокоэндемичных регионах, в случаях, когда детекция ДНК вируса в крови оказывается невозможной ввиду транзиторного характера виремии, свойст­венного «оккультной» инфекции.

Эпидемиологическое и клиническое значение ОГВИ

Интерес к ОГВИ в настоящее время определяется ее ролью в отношении четырех наиболее существенных аспектов:

  • значение в распространении HBV-инфекции;
  • возможность реактивации;
  • вклад в прогрессирование фиброза при хроническом заболевании печени;
  • риск онкогенеза.

Рассматриваются 2 наиболее часто встречающиеся пути заражения от лиц с ОГВИ – при гемотрансфузиях и при трансплантации органов. По мнению G. Raimondo и соавт. [49], возможны следующие варианты трансфузионной трансмиссии при ОГВИ:

  • донор является носителем дикого типа вируса с подавленной репликативной активностью и генной экспрессией вируса («типичный» ОГВИ- носитель»);
  • донор инфицирован так называемым «ускользающим» HBsAg-мутантным вирусом, обладающим репликативной активностью, но продуцирующим аномальный поверхностный белок, неузнаваемый доступными коммерческими тест-системами.

Проблематичность заражения при первом варианте связана с транзиторностью присутствия вируса в крови и его малым количеством в инфицирующем материале. Однако известно, что возможность развития острого гепатита после гемотрансфузий связана не только с величиной вирусной нагрузки, но и с объемом перелитой крови, иммунокомпетентностью реципиента, а также с HBV-серологическим статусом (наличие/отсутствие анти-HBcore и/или анти-HBs) как у реципиента, так и у донора. В частности, было показано, что ДНК-HBV-позитивные доноры с «изолированными» анти-HBcore (все остальные иммунологические маркеры не определяются) обладают большей способностью к заражению по сравнению с теми, в крови которых определяются только анти-HBs [57]. Таким образом, в некоторых странах, в которых скрининг донорской крови ограничивается только рутинным тестированием HBsAg, ОГВИ может являться основной причиной пострансфузионного распространения гепатита В [58, 59].

Второй вариант в нестоящее время представляется наиболее частой причиной посттрансфузионного инфицирования HBV. Для выявления доноров крови, инфицированных HBsAg-«ускользающим» мутантным вирусом, было рекомендовано использовать тест-системы с поливалентными анти-HBs-антителами для определения HBsAg [3]. Однако и такая стратегия не позволяет полностью исключить этот путь заражения, особенно в высокоэндемичных регионах, в которых вариабельность вирусного генома потенциально является наивысшей. Внедрение современных высокочувствительных тестов детекции вирусной ДНК позволяет выявлять ОГВИ при любом из вышеперечисленных вариантов.

В связи с низким уровнем виремии ОГВИ не представляет серьезной угрозы для инфицирования плода при беременности [60].

Хорошо известна возможность заражения de novo ранее не инфицированных реципиентов печеночного трансплантата от доноров с ОГВИ [27, 61]. Это связано с тем, что гепатоциты таких доноров являются резервуаром ссс-ДНК HBV. Существенно реже подобное заражение наблюдается у реципиентов сердечного и почечного трансплантатов, а также при трансплантации костного мозга [27, 62]. Частота инфицирования реципиентов от HBsAg-негативного/анти-HBcore-позитивного (соответствует ОГВИ) донора колеблется от 17 до 94% [14, 63, 64]. Таким образом, высокая частота развития HBV-инфекции в печеночном трансплантате, и напротив, низкий уровень заражения при трансплантации других солидных органов являются убедительным доказательством роли вирусной латенции в печеночных клетках в механизме инфицирования при ортотопической трансплантации печени [10]. В связи с вышеизложенным общепризнана необходимость профилактики у HBsAg-негативных реципиентов, получающих печень от анти-HBcore-позитивного донора с помощью введения специфического гепатит-В-иммуноглобулина, противовирусных препаратов или их комбинации. Следует иметь в виду, что ОГВИ может также встречаться у серонегативных доноров, и это обстоятельство представляет наибольшую трудность для ее диагностики и решения вопроса о необходимости профилактики.

Такой профилактический подход эффективен для предотвращения инфицирования реципиентов de novo, но не позволяет избежать реинфекции [61, 65]. Несколько недавних исследований наглядно продемонстрировали частое выявление OГВИ у реципиентов, уже имевших ее до трансплантации и/или инфицированных от донора с ОГВИ. При этом в пересаженной печени определяются геномные последовательности вируса, имевшегося у реципиента до трансплантации или полученного от донора. Наконец, возможны оба указанных варианта [66].

Многократно описаны случаи реактивации ОГВИ у пациентов с заболеваниями, связанными с патологией иммунной системы или иммунодефицитом ятрогенной природы [67, 68].

Однако совсем недавно, в 2014 г., были описаны случаи активации ОГВИ без отчетливой связи с иммуносупрессивным состоянием у двух пожилых японцев, перенесших хирургические вмешательства [69], хотя преклонный возраст больных, перенесенный стресс от хирургических операций, наличие сахарного диабета и поверхностного рака пищевода у одного из них (опухоль была легко удалена эндоскопически) могли косвенно отразиться на состоянии их иммунитета.

Считается, что реактивация у пациентов с ОГВИ происходит реже, чем у HBsAg-позитивных больных. Наибольшему риску активации подвержены пациенты с онкогематологическими заболеваниями, больные после трансплантации гемопоэтических стволовых клеток, а также лица, получающие лечение иммуносупрессивными препаратами, в частности моноклональными антителами к CD20 (ритуксимаб) и алкилирующими цитостатиками (темозоломид) [27, 70–72]. Риск реактивации оказался более высоким в случае применения ритуксимаба в сочетании с кортикостероидами [73], как и в случае добавления ритуксимаба к классической 4-компонентной схеме лечения В-клеточной лимфомы, включающей циклофосфамид, адриамицин, винкристин и преднизолон [71]. По мнению многих авторов [71, 74–76], реактивация ОГВИ в наибольшей степени присуща именно таким клиническим ситуациям, когда применение иммуносупрессивной терапии оказывается необходимым при заболеваниях, непосредственно связанных с вовлечением в патологический процесс собственной иммуннной системы [71, 74–76].

В исследовании E. Persico и соавт. [76] было показано, что частота обнаружения анти-HBcore среди больных с неходжскинской лимфомой достигала 35%, и они относились к группе высокого риска тяжелой реактивации HBV-инфекции в условиях применения химиотерапии.

Клиническая картина, свойственная острому гепатиту, развивается реже, чем ресероконверсия анти-HBs–HBsAg [77–79], поэтому реактивация ОГВИ может оставаться незамеченной. В то же время Е. Sagnelli и соавт. [80] приводят возможность иного варианта реактивации ОГВИ. Согласно их представлениям, усиление вирусной репликации в условиях иммуносупрессии ведет к распространению вируса в неинфицированные гепатоциты и дальнейшему увеличению выраженности виремии. После отмены иммуносупрессивных препаратов и восстановления функции цитотоксических Т-клеток возможно усиление некроза инфицированных гепатоцитов, что ведет к яркому клиническому обострению, порой по типу фульминантного гепатита с развитием печеночной недостаточности, и даже летальному исходу [81, 82].

В то время как профилактика обострений гепатита у HBsAg-позитивных больных с помощью нулео­зидных аналогов является общепризнанной практикой, такой подход при ОГВИ в настоящее время все еще дискутируется [49, 83]. В соответствии с рекомендациями EАSL [2], выявление ДНК HBV при ОГВИ предполагает назначение лечения, аналогичного тому, что показано HBsAg-позитивным пациентам. В случае отсутствия виремии рекомендуется тщательное мониторирование уровней АЛТ и ДНК HBV, а при появлении вируса – начало терапии еще до повышения активности АЛТ. Это представляется особенно важным с учетом ее меньшей эффективности в условиях позднего начала [11, 81]. В литературе обсуждается вопрос об оптимальной продолжительности такой превентивной терапии. По-видимому, ее следует начинать за 1–2 недели до начала иммуносупрессии и продолжать, по крайней мере, в течение 6–12 месяцев после ее отмены [84, 85].

Существуют и иные подходы к мониторингу с целью определения оптимальных сроков начала профилактики активации ОГВИ. По мнению J.L. Lledó и соавт. [86], целесообразна регулярная (каждые 4 недели) детекция уровней виремии и HBsAg высокочувствительными методами. Нижний порог определения ДНК HBV при этом должен быть менее 10 МЕ/ мл, а «австралийского» антигена – менее 0,1 нг/ мл. Увеличение уровня вирусной ДНК свыше 30 МЕ/мл или обнаружение HBsAg должны считаться сигналом к назначению противовирусных препаратов.

Е. Sagnelli и соавт. [80], полагают, что решение вопроса о начале профилактики активации ОГВИ должно основываться на оценке серостатуса пациента, характера основной патологии и проводимого лечения. Так, у HBsAg-негативных/анти-HBcore-позитивных больных после трансплантации стволовых клеток или у пациентов с онкогематологическими заболеваниями, получавших высокие дозы кортико­стероидов в сочетании с анти-CD20 или с анти-CD52, профилактику реактивации гепатита целесообразно проводить нуклеозидными аналогами. При этом предпочтительны препараты с более мощным противовирусным эффектом и более высоким барьером резистентности, такие как энтекавир или тенофовир. Начинать профилактику следует за 1–2 недели до начала иммуносупрессивной терапии, а завершать не ранее чем через 18 месяцев после ее окончания. Больным с онкогематологическими заболеваниями, не леченным высокими дозами кортикостероидов и монокланальными антителами к CD20 и CD52, рекомендован ежеквартальный мониторинг уровней АЛТ и HBsAg. Полагаясь на имеющиеся сведения о возможности активации ОГВИ у ревматологических больных, получавших биологическую терапию против фактора некроза опухоли (TNF-α) [87], эти же авторы рекомендуют использовать аналогичный подход к мониторингу после применения указанных препаратов.

Наиболее дискуссионной является возможность ОГВИ вносить значимый вклад в прогрессирование хронической болезни печени. В этом смысле важны данные, свидетельствующие о наличии легких некровоспалительных изменений в ткани печени через десятилетия после разрешения острого гепатита [17] в отсутствие клинических и биохимических признаков активности заболевания [15, 49].

По мнению G. Raimondo и соавт. [49, 88], сама по себе ОГВИ у иммунокомпетентных лиц, по-видимому, прогностически безобидна, однако она может усиливать печеночное повреждение при наличии сопутствующих неблагоприятных факторов, таких как HCV-инфекция, употребление алкоголя и др. В частности, имеются подтверждения более тяжелого течения хронической HCV-инфекции при сопутствующей ОГВИ [7, 27]. G. Squadrito и соавт. [34] установили, что продвинутые формы цирроза печени при хроническом гепатите С (ХГС) встречались статистически значимо чаще у больных с сопутствующей ОГВИ (8 из 24) по сравнению с теми, у которых «оккультная» инфекция отсутствовала (7 из 52). Ими также было показано, что в случаях сочетания ХГС с ОГВИ достоверно ухудшалась выживаемость пациентов.

В то же время недавно выполненный мета-анализ показал почти девятикратное увеличение риска хронического заболевания печени при ОГВИ вне зависимости от того, была ли это моно-(HBV)- или сочетанная с HCV инфекция [89]. Вероятно, ОГВИ, стимулируя развитие относительно легкой иммунной реакции, может ускорять печеночное повреждение у лиц с компрометированным иммунным ответом [83].

Характер влияния ОГВИ на прогрессирование хронического заболевания печени у больных с ВИЧ-инфекцией в настоящее время до конца не определен [50]. При этом анализ существенно осложняется нередким сопутствующим инфицированием HCV.

До конца не ясна прогностическая значимость ОГВИ после трансплантации печени, хотя и имеются данные, свидетельствующие о более быстром прогрессировании хронического заболевания печени у больных с сопутствующим ХГС [90, 91].

Также представляют интерес данные о возможном негативном влиянии ОГВИ на результаты интерферонотерапии при ХГС [7, 27].

Существуют доказательства того, что HBV, будучи одним из главных онкогенов (уступает лишь табакокурению [92]), может провоцировать развитие гепатоцеллюлярной карциномы (ГКЦ) даже при «оккультном» статусе данной инфекции у больных с хроническим заболеванием печени различной, в том числе невирусной, этиологии [37, 93]. C.W. Fwu и соавт. [94], наблюдавшие более 20 лет большую группу женщин на Тайване, установили не только значимо больший риск развития ГЦК у HBsAg-позитивных пациенток, но и достоверно более высокий риск рака печени у женщин с элиминированным HBsAg по сравнению с неинфицированными. Особая ценность этих выводов заключается в том, что исследование было выполнено у женщин, так как известно, что ГЦК у них развивается реже, чем у мужчин. G. Squadrito и соавт. [34] наблюдали развитие ГЦК у 13 из 37 больных с ХГС и ОГВИ и только у 5 из 57 больных с ХГС без сопутствующей ОГВИ (р < 0,01). Связь ОГВИ с развитием ГЦК у лиц как с сопутствующей HCV-инфекцией, так и без нее была подтверждена в целом ряде исследований [93, 95, 96].

Полагают, что при ОГВИ процессы онкогенеза развиваются аналогично тому, как это происходит при «классическом» варианте хронической HBV-инфекции. В настоящее время существует 2 объяснения участия HBV в онкогенезе. Считается, что первый – непрямой механизм – связан с персистирующими или рецидивирующими некровоспалительными изменениями в печени, приводящими к развитию цирроза как этапа возникновения опухоли. Второй – прямой механизм – определяется способностью вируса интегрироваться в человеческий геном и продуцировать белки с проонкогенной активностью, главным образом X-протеин и мутантные preS-S-протеины, напрямую индуцируя трансформацию гепатоцитов [92, 97].

Имеются указания на возможную связь ОГВИ с развитием не только ГЦК, но и внутрипеченочной холангиокарциномы и неходжкинской лимфомы [98, 99]. Несмотря на наличие достаточно серьезных аргументов, свидетельствующих о связи ОГВИ с онкогенезом, необходимо уточнить роль непосредственно HBV-инфекции в этом процессе, исключив воздействие других печеночных «канцерогенов», таких как HCV-инфекция , алкоголь, стеатоз и др.

Таким образом, ОГВИ представляет собой серьезную проблему как с эпидемиологической, так и с клинической точки зрения, многие аспекты которой нуждаются в дальнейшем изучении.


Literature


  1. EASL. Clinical Practice Guidelines: Management of chronic hepatitis B virus infection. J. Hepatol. 2012; 57: 167–185.
  2. EASL. Clinical Practice Guidelines: management of chronic hepatitis B. J. Hepatol. 2009; 50: 227–242.
  3. Raimondo G., Allain J.P., Brunetto M.R., Buendia M.A., Chen D.S., Colombo M., Craxì A., Donato F., Ferrari C., Gaeta G.B., Gerlich W.H., Levrero M., Locarnini S., Michalak T., Mondelli M.U., Pawlotsky J.M., Pollicino T., Prati D., Puoti M., Samuel D., Shouval D., Smedile A., Squadrito G., Trepo C., Villa E., Will H., Zanetti A.R., Zoulim F. Statements from the Taormina expert meeting on occult hepatitis B virus infection. J. Hepatol. 2008; 49: 652–657.
  4. Aprosina Z. G., Serov V. V. [Pathogenesis of chronic hepatitis B]. Аrkhiv patologii 2001; 2: 58–62. (In Russ.).
  5. Ivashkin V. T., German Ye. N., Mayevskaya M. V. [Occult infection with hepatitis B]. Rossijskiij zhurnal gastroenterologii, gepatologii i koloproktologii 2008; 18 (2): 4–9. (In Russ.).
  6. Chemin I., Vermot-Desroches C., Baginski I., Saurin J.C., Laurent F., Zoulim F., Bernaud J., Lamelin J.P., Hantz O., Rigal D., Trepo С. Selective detection of human hepatitis B virus surface and core antigens in peripheral blood mononuclear cell subsets by flow cytometry. J. Viral Hepat. 1994; 1: 39–44.
  7. Torbenson M., Thomas D.L. Occult hepatitis B. Lancet Infect. Dis. 2002; 2: 479–486
  8. Loriot M.A., Marcellin P., Walker F., Boyer N., Degott C., Randrianatoavina I., Benhamou J.P., Erlinger S. Persistence of hepatitis B virus DNA in serum and liver from patients with chronic hepatitis B after loss of HBsAg. J. Hepatol. 1997; 27: 251–258.
  9. Kwak M.S., Cho E.J., Jang E.S., Lee J.H., Yu S.J., Kim Y.J., Yoon J.H., Lee H.S. Predictors of HBsAg seroclearance in HBeAg-negative chronic hepatitis B patients. Digestion 2011; 84(1): 23–28.
  10. Urbani S., Fagnoni F., Missale G., Franchini M. The role of anti-core antibody response in the detection of occult hepatitis B virus infection. Clin. Chem. Lab. Med. 2010; 48: 23–29.
  11. Hollinger F.B., Sood G. Occult hepatitis B virus infection: a covert operation. J. Viral. Hepat. 2010; 17: 1–15.
  12. Vitale F., Tramuto F., Orlando A., Vizzini G., Meli V., Cerame G., Mazzucco W., Virdone R., Palazzo U., Villafrate M.R., Tagger A., Romano N. Can the serological status of anti-HBc alone be considered a sentinel marker for detection of occult HBV infection? J. Med. Virol. 2008; 80: 577–582.
  13. Kupski C., Trasel F.R., Mazzoleni F., Winckler M.A., Bender A.L., Machado D.C., Schmitt V.M. Serologic and molecular profile of anti-HBc-positive blood bank donors in an area of low endemicity for HBV. Dig. Dis. Sci. 2008; 53: 1370–1374.
  14. Dickson R.C., Everhart J.E., Lake J.R., Wei Y., Seaberg E.C., Wiesner R.H., Zetterman R.K., Pruett T.L., Ishitani M.B., Hoofnagle J.H. Transmission of hepatitis B by transplantation of livers from donors positive for antibody to hepatitis B core antigen. The National Institute of Diabetes and Digestive and Kidney Diseases Liver Transplantation Database. Gastroenterolоgy 1997; 113: 1668–1674.
  15. Raimondo G., Navarra G., Mondello S., Costantino L., Colloredo G., Cucinotta E. Occult hepatitis B virus in liver tissue of individuals without hepatic disease. J. Hepatol. 2008; 48: 743–746.
  16. Han Z., Liu Y., Pan J., Bi Y. Liu J., Zhou Y.H. Occult hepatitis B virus infection with positive hepatitis B e antigen. Clin. Chim. Acta 2015; 438(1): 266–268.
  17. Yuki N., Nagaoka T., Yamashiro M., Mochizuki K., Kaneko A., Yamamoto K., Omura M., Hikiji K., Kato M. Long-term histologic and virologic outcomes of acute self-limited hepatitis B. Hepatology (Baltimore, MD) 2003; 37: 1172–179.
  18. de la Fuente R.A., Gutierrez M.L., Garcia-Samaniego J., Fernandez-Rodriguez C., Lledo J.L., Castellano G. Pathogenesis of occult chronic hepatitis B virus infection. World J. Gastroenterol. 2011; 17(12): 1543–1548.
  19. Ganina A. A. [«Hidden» HBV infection among blood donors and persons at risk of infection]. Сand. Biol. Diss. Мoscow, 2009. (In Russ.).
  20. Minuk G.Y., Sun D.F., Uhanova J., Zhang M., Caouette S., Nicolle L.E., Gutkin A., Doucette K., Martin B., Giulivi A. Occult hepatitis B virus infection in a North American community-based population. J. Hepatol. 2005; 42: 480–485.
  21. Kim S.M., Lee K.S., Park C.J., Lee J.Y., Kim K.H., Park J.Y., Lee J.H., Kim H.Y., Yoo J.Y., Jang M.K. Prevalence of occult HBV infection among subjects with normal serum ALT levels in Korea. J. Infect. 2007; 54:185–191.
  22. Hui C.K., Sun J., Au W.Y., Lie A.K., Yueng Y.H., Zhang H.Y. Occult hepatitis B virus infection in hematopoietic stem cell donors in a hepatitis B virus endemic area. J. Hepatol. 2005; 42: 813–819.
  23. Doda V., Arora S., Kirtania T. Serological characterization of occult hepatitis B virus infection among blood donors in India. Transfus. Apher. Sci. 2014; 51(2): 162–167.
  24. Rios-Ocampo W.A., Cortes-Mancera F., Olarte J.C., Soto A., Navas M.C. Occult hepatitis B virus infection among blood donors in Colombia. J. Virol . 2014; 11: 206–217.
  25. Arababadi M.K., Hassanshahi G., Pourfathollah A.A., Zarandi E.R., Kennedy D. post-transfusion occult hepatitis b (OBI): a global challenge for blood recipients and health authorities. Hepat. Mon. 2011; 11(9): 714–718.
  26. Yarosz L.V. [Epidemiological characteristics of HBsAg-mutants and "hidden" forms of hepatitis b among different population groups]. Cand. Med. Diss. Мoscow, 2013. (In Russ.).
  27. Raimondo G., Pollicino T., Cacciola I., Squadrito G. Occult hepatitis B virus infection. J. Hepatol. 2007; 46: 160–170.
  28. Torbenson M., Kannangai R., Astemborski J., Strathdee S.A., Vlahov D., Thomas D.L. High prevalence of occult hepatitis B in Baltimore injection drug users. Hepatology 2004; 39: 51–57.
  29. Toyoda H., Hayashi K., Murakami Y., Honda T., Katano Y., Nakano I., Goto H., Kumada T., Takamatsu J. Prevalence and clinical implications of occult hepatitis B viral infection in hemophilia patients in Japan. J. Med. Virol. 2004; 73:195–199.
  30. Saijo T., Joki N., Inishi Y., Muto M., Saijo M., Hase H. Occult Hepatitis B Virus Infection in Hemodialysis Patients in Japan. Ther. Apher. Dial. 2015; 19(2): 125–30.
  31. Kim S.M., Kim H.W., Lee J.E., Lee E.K., Shin H.D., Song I.H. Occult hepatitis B virus infection of hemodialysis patients: A cross-sectional study in a hepatitis B virus-endemic region. Hemodial. Int. 2015; 19(1): 66–71.
  32. Katayama K., Sato T., Son D.H., Yamada H., Tabuchi A., Komiya Y., Matsuo J., Nakashima A., Ohisa M., Akita T., Yorioka N., Miyakawa Y., Yoshizawa H., Tanaka J. Hepatitis B virus infection in hemodialysis patients in Japan: prevalence, incidence and occult HBV infection. Hepatol. Res. 2015; doi: 10.1111/hepr. 12492: 1–9.
  33. Bae E., Park C.H., Ki C.S., Kim S.J., Huh W., Oh H.Y., Kang E.S. Prevalence and clinical significance of occult hepatitis B virus infection among renal transplant recipients in Korea. Scand. J. Infect. Dis. 2012; 44(10): 788–792.
  34. Squadrito G., Cacciola I., Alibrandi A., Pollicino T., Raimondo G. Impact of occult hepatitis B virus infection on the outcome of chronic hepatitis C. J. Hepatol. 2013; 59(4): 696–700.
  35. Shetty K., Hussain M., Nei L., Reddy K.R., Lok A.S. Prevalence and significance of occult hepatitis B in a liver transplant population with chronic hepatitis C. Liver Transpl. 2008; 14: 534–540.
  36. Raffa G., Maimone S., Cargnel A., Santantonio T., Antonucci G., Massari M. et al. Analysis of occult hepatitis B virus infection in liver tissue of HIV patients with chronic hepatitis C. AIDS 2007; 21: 2171–2175.
  37. Wong D.K., Huang F.Y., Lai C.L., Poon R.T., Seto W.K., Fung J. et al. Occult hepatitis B infection and HBV replicative activity in patients with cryptogenic cause of hepatocellular carcinoma. Hepatology 2011; 54: 829–836.
  38. Georgiadou S.P., Zachou K., Liaskos C., Gabeta S., Rigopoulou E.I., Dalekos G.N. Occult hepatitis B virus infection in patients with autoimmune liver diseases. Liver Int. 2009; 29: 434–442.
  39. Ferrari T.C., Xavier M.A., Vidigal P.V., Amaral N.S., Diniz P.A., Resende A.P., Miranda D.M., Faria A.C., Lima A.S., Faria L.C. Occult hepatitis B virus infection in liver transplant patients in a Brazilian referral center. Braz. J. Med. Biol. Res. 2014; 47(11): 990–994.
  40. Levrero M., Pollicino T., Petersen J., Belloni L., Raimondo G., Dandri M. Control of cccDNA function in hepatitis B virus infection. J. Hepatol. 2009; 51: 581–592.
  41. El C.M., Candotti D., Crowther R.A., Allain J.P. Impact of hepatitis B virus surface protein mutations on the diagnosis of occult hepatitis B virus infection. Hepatology 2010; 52: 1600–1610.
  42. Kim H., Lee S., Won Y.-S., Lee H., Kim B.J. Occult infection related hepatitis B surface antigen variants showing lowered secretion capacity. World J. Gastroenterol. 2015; 21(6): 1794–1803.
  43. Vivekanandan P., Kannangai R., Ray S.C., Thomas D.L., Torbenson M. Comprehensive genetic and epigenetic analysis of occult hepatitis B from liver tissue samples. Clin. Infect. Dis. 2008; 46:1227–1236.
  44. Pollicino T., Amaddeo G., Restuccia A., Raffa G., Alibrandi A., Cutroneo G., Favaloro A., Maimone S., Squadrito G., Raimondo G. Impact of hepatitis B virus (HBV) preS/S genomic variability on HBV surface antigen and HBV DNA serum levels. Hepatology 2012; 56(2): 434–443.
  45. Zerbini A., Pilli M., Boni C., Fisicaro P., Penna A., Di Vincenzo P., Giuberti T., Orlandini A., Raffa G., Pollicino T., Raimondo G., Ferrari C., Missale G. The characteristics of the cell-mediated immune response identify different profiles of occult hepatitis B virus infection. Gastroenterology 2008; 134: 1470–1481.
  46. Kusumoto S., Tanaka Y., Mizokami M., Ueda R. Reactivation of hepatitis B virus following systemic chemotherapy for malignant lymphoma. Int. J. Hematol. 2009; 90: 13–23.
  47. Penna A., Artini M., Cavalli A., Levrero M., Bertoletti A., Pilli M., Chisari F.V., Rehermann B., Del Prete G., Fiaccadori F., Ferrari C. Long-lasting memory T cell responses following self-limited acute hepatitis B. J. Clin. Invest. 1996; 98:1185–1194.
  48. Mason A.L., Xu L., Guo L., Kuhns M., Perrillo R.P. Molecular basis for persistent hepatitis B virus infection in the liver after clearance of serum hepatitis B surface antigen. Hepatology 1998; 27: 1736–1742.
  49. Raimondo G., Caccamo G., Filomia R., Pollicino T. Occult HBV infection. Semin Immunopathol. 2013; 35: 39–52.
  50. Cohen Stuart J.W., Velema M., Schuurman R., Boucher C.A., Hoepelman A.I. Occult hepatitis B in persons infected with HIV is associated with low CD4 counts and resolves during antiretroviral therapy. J. Med .Virol. 2009; 81: 441–445.
  51. Martin C.M., Welge J.A., Shire N.J., Shata M.T., Sherman K.E., Blackard J.T. Cytokine expression during chronic versus occult hepatitis B virus infection in HIV co-infected individuals. Cytokine 2009; 47: 194–198.
  52. Raimondo G., Cacciamo G., Saitta C. Hepatitis B virus and hepatitis C virus co-infection: additive players in chronic liver disease? Ann Hepatol. 2005; 4: 100–106.
  53. Bellecave P., Gouttenoire J., Gajer M., Brass V., Koutsoudakis G., Blum H.E., Bartenschlager R., Nassal M., Moradpour D. Hepatitis B and C virus coinfection: a novel model system reveals the absence of direct viral interference. Hepatology 2009; 50: 46–55.
  54. Ocana S., Casas M.L., Buhigas I., Lledo J.L. Diagnostic strategy for occult hepatitis B virus infection. World J. Gastroenterol. 2011;17(12): 1553–1557.
  55. Samal J., Kandpal M., Vivekanandan P. Molecular mechanisms underlying occult hepatitis B virus infection. Clin. Microbiol. Rev. 2012; 25: 142–163.
  56. Kwak M.S., Kim Y.J. Occult hepatitis B virus infection. World J. Hepatol. 2014; 6(12): 860–869.
  57. Allain J.P., Cox L. Challenges in hepatitis B detection among blood donors. Curr. Opin. Hematol. 2011; 18: 461–466.
  58. Allain J.P. Occult hepatitis B virus infection: implications in transfusion. Vox Sang. 2004; 86: 83–91.
  59. Liu C.J., Lo S.C., Kao J.H., Tseng P.T., Lai M.Y., Ni Y.H., Yeh S.H., Chen P.J., Chen D.S. Transmission of occult hepatitis B virus by transfusion to adult and pediatric recipients in Taiwan. J. Hepatol. 2006; 44: 39–46.
  60. Kwon C.I., Hwang S.G., Shin S.J., Chang S.W., Kim S.Y., Ko K.H., Hong S.P., Park P.W., Rim K.S., Kang M.S., Chung H.J., Hong S.P. Occult hepatitis B virus infection in pregnant woman and its clinical implication. Liver Int. 2008; 28: 667–674.
  61. Cheung C.K., Lo C.M., Man K., Lau G.K. Occult hepatitis B virus infection of donor and recipient origin after liver transplantation despite nucleoside analogue prophylaxis. Liver Transpl. 2010; 16: 1314–1323.
  62. Mahboobi N., Tabatabaei S.V., Blum H.E., Alavian S.M. Renal grafts from anti-hepatitis B core-positive donors: a quantitative review of the literature. Transpl. Infect. Dis. 2012; 14: 445–451.
  63. Samuel D., Forns X., Berenguer M., Trautwein C., Burroughs A., Rizzetto M., Trepo C. Report of the monothematic EASL conference on liver transplantation for viral hepatitis. J. Hepatol. 2006; 45: 127–143.
  64. Chazouilleres O., Mamish D., Kim M., Carey K., Ferrell L., Roberts J.P., Ascher N.L., Wright T.L. «Occult» hepatitis B virus as source of infection in liver transplant recipients. Lancet 1994; 343: 142–146.
  65. Cholongitas E., Papatheodoridis G.V., Burroughs A.K. Liver grafts from anti-hepatitis B core positive donors: a systematic review. J. Hepatol. 2010; 52: 272–279.
  66. Coffin C.S., Mulrooney-Cousins P.M., van Marle G., Roberts J.P., Michalak T.I., Terrault N.A. Hepatitis B virus quasispecies in hepatic and extrahepatic viral reservoirs in liver transplant recipients on prophylactic therapy. Liver Transpl. 2011; 17: 955–962.
  67. Loomba R., Rowley A., Wesley R., Liang T.J., Hoofnagle J.H., Pucino F., Csako G. Systematic review: the effect of preventive lamivudine on hepatitis B reactivation during chemotherapy. Ann. Intern. Med. 2008; 148: 519–528.
  68. Marzano A., Angelucci E., Andreone P., Brunetto M., Bruno R., Burra P., Caraceni P., Daniele B., Di Marco V., Fabrizi F., Fagiuoli S., Grossi P., Lampertico P., Meliconi R., Mangia A., Puoti M., Raimondo G., Smedile A. Prophylaxis and treatment of hepatitis B in immunocompromised patients. Dig Liver Dis. 2007; 39: 397–408.
  69. Kamitsukasa H., Iri M., Tanaka A., Nagashima S., Takahashi M., Nishizawa T., Okamoto H. Spontaneous reactivation of hepatitis B virus (HBV) infection in patients with resolved or occult HBV infection. J. Med. Virol. 2015; 87(4): 589–600.
  70. Pei S.N., Chen C.H., Lee C.M., Wang M.C., Ma M.C., Hu T.H., Kuo C.Y. Reactivation of hepatitis B virus following rituximabbased regimens: a serious complication in both HBsAg-positive and HBsAg-negative patients. Ann. Hematol. 2010; 89: 255–262.
  71. Yeo W., Chan T.C., Leung N.W., Lam W.Y., Mo F.K., Chu M.T., Chan H.L., Hui E.P., Lei K.I., Mok T.S., Chan P.K. Hepatitis B virus reactivation in lymphoma patients with prior resolved hepatitis B undergoing anticancer therapy with or without rituximab. J. Clin. Oncol. 2009; 27: 605–611.
  72. Grewal J., Dellinger C.A., Yung W.K. Fatal reactivation of hepatitis B with temozolomide. N. Engl. J. Med. 2007; 356: 1591–1592.
  73. Hui C.K., Cheung W.W., Zhang H.Y., Au W.Y., Yueng Y.H., Leung A.Y., Luk J.M., Lie A.K., Kwong Y.L., Liang R., Lau G.K. Kinetics and risk of de novo hepatitis B infection in HBsAg-negative patients undergoing cytotoxic chemotherapy. Gastroenterology 2006; 131: 59–68.
  74. Ishiga K., Kawatani T., Suou T., Tajima F., Omura H., Idobe Y., Kawasaki H. Fulminant hepatitis type B after chemotherapy in a serologically negative hepatitis B virus carrier with acute myelogenous leukemia. Int. J. Hematol. 2001; 73: 115–118.
  75. Altfeld M., Rockstroh J.K., Addo M., Kupfer B., Pult I., Will H., Spengler U. Reactivation of hepatitis B in a long-term anti-HBs-positive patient with AIDS following lamivudine withdrawal. J. Hepatol. 1998; 29: 306–309.
  76. Persico E., De Renzo A., La Mura V., Bruno S., Masarone M., Torella R., Persico M. Occult hepatitis B virus infection in patients with non-Hodgkin lymphoma: the need for early diagnosis in anti-Hbc positive patients. Gut 2007; 56: 1470–1471.
  77. Onozawa M., Hashino S., Izumiyama K., Kahata K., Chuma M., Mori A., Kondo T., Toyoshima N., Ota S., Kobayashi S., Hige S., Toubai T., Tanaka J., Imamura M., Asaka M. Progressive disappearance of anti-hepatitis B surface antigen antibody and reverse seroconversion after allogeneic hematopoietic stem cell transplantation in patients with previous hepatitis B virus infection. Transplantation 2005; 79: 616–619.
  78. Vigano M., Vener C., Lampertico P., Annaloro C., Pichoud C., Zoulim F., Facchetti F., Poli F., Scalamogna M., Deliliers G.L., Colombo M. Risk of hepatitis B surface antigen seroreversion after allogeneic hematopoietic SCT. Bone Marrow Transplant. 2011; 46: 125–131.
  79. Yeo W., Johnson P.J. Diagnosis, prevention and management of hepatitis B virus reactivation during anticancer therapy. Hepatology 2006; 43: 209–220.
  80. Sagnelli E., Pisaturo M., Martini S., Filippini P., Sagnelli C., Coppola N. Clinical impact of occult hepatitis B virus infection in immunosuppressed patients. World J. Hepatol. 2014; 6(6): 384–393.
  81. Coppola N., Tonziello G., Pisaturo M., Messina V., Guastafierro S., Fiore M., Iodice V., Sagnelli C., Stanzione M., Capoluongo N., Pasquale G., Sagnelli E. Reactivation of overt and occult hepatitis B infection in various immunosuppressive settings. J. Med. Virol. 2011; 83: 1909–1916.
  82. Mastroianni C.M., Lichtner M., Citton R., Del Borgo C., Rago A., Martini H., Cimino G., Vullo V. Current trends in management of hepatitis B virus reactivation in the biologic therapy era. World J. Gastroenterol. 2011; 17: 3881–3887.
  83. Squadrito G., Spinella R., Raimondo G. The clinical significance of occult HBV infection. Ann. Gastroenterol. 2014; 27: 15–19.
  84. Hui C.K., Cheung W.W., Au W.Y., Lie A.K., Zhang H.Y., Yueng Y.H., Wong B.C., Leung N., Kwong Y.L., Liang R., Lau G.K. Hepatitis B reactivation after withdrawal of pre-emptive lamivudine in patients with haematological malignancy on completion of cytotoxic chemotherapy. Gut 2005; 54: 1597–1603.
  85. Dai M.S., Chao T.Y., Kao W.Y., Shyu R.Y., Liu T.M. Delayed hepatitis B virus reactivation after cessation of preemptive lamivudine in lymphoma patients treated with rituximab plus CHOP. Ann. Hematol. 2004; 83: 769–774.
  86. Lledó J.L., Fernández C., Gutiérrez M.L., Ocana S. Management of occult hepatitis B virus infection: an update for the clinician. World J. Gastroenterol. 2011; 17(12): 1563–1568.
  87. Lee Y.H., Bae S.C., Song G.G. Hepatitis B virus (HBV) reactivation in rheumatic patients with hepatitis core antigen (HBV occult carriers) undergoing anti-tumor necrosis factor therapy. Clin. Exp. Rheumatol. 2013; 31: 118–121.
  88. Raimondo G., Pollicino T., Squadrito G. What is the clinical impact of occult hepatitis B virus infection? Lancet 2005; 365: 638–640.
  89. Covolo L., Pollicino T., Raimondo G., Donato F. Occult hepatitis B virus and the risk for chronic liver disease: a meta-analysis. Dig. Liver Dis. 2013; 45: 238–244.
  90. Toniutto P., Minisini R., Fabris C., De F.T., Marangoni F., Burlone M., Avellini C., Bitetto D., Fornasiere E., Fumolo E., Baccarani U., Pirisi M. Occult hepatitis B virus infection in liver transplant recipients with recurrent hepatitis C: relationship with donor age and fibrosis progression. Clin. Transplant. 2009; 23:184–190.
  91. Angelico M., Nardi A., Marianelli T., Caccamo L., Romagnoli R., Tisone G., Pinna A.D., Avolio A.W., Fagiuoli S., Burra P., Strazzabosco M., Costa A.N. Hepatitis B-core antibody positive donors in liver transplantation and their impact on graft survival: evidence from the Liver Match cohort study. J . Hepatol. 2013; 58: 715–723.
  92. Pollicino T., Saitta C., Raimondo G. Hepatocellular carcinoma: the point of view of the hepatitis B virus. Carcinogenesis 2011; 32: 1122–1132.
  93. Shi Y., Wu Y.H., Wu W., Zhang W.J., Yang J., Chen Z. Association between occult hepatitis B infection and the risk of hepatocellular carcinoma: a meta-analysis. Liver Int. 2012; 32: 231–240.
  94. Fwu C.W., Chien Y.C., Kirk G.D., Nelson K.E., You S.L., Kuo H.S., Feinleib M., Chen C.J. Hepatitis B virus infection and hepatocellular carcinoma among parous Taiwanese women: nationwide cohort study. J. Natl. Cancer Inst. 2009; 101: 1019–1027.
  95. Miura Y., Shibuya A., Adachi S., Takeuchi A., Tsuchihashi T., Nakazawa T., Saigenji K. Occult hepatitis B virus infection as a risk factor for hepatocellular carcinoma in patients with chronic hepatitis C in whom viral eradication fails. Hepatol. Res. 2008; 38: 546–556.
  96. Ikeda K., Kobayashi M., Someya T., Saitoh S., Hosaka T., Akuta N., Suzuki F., Suzuki Y., Arase Y., Kumada H. Occult hepatitis B virus infection increases hepatocellular carcinogenesis by eight times in patients with non-B, non-C liver cirrhosis: a cohort study. J. Viral Hepat. 2009; 16: 437–443.
  97. Di Bisceglie A.M. Hepatitis B and hepatocellular carcinoma. Hepatology 2009; 49: 56–60.
  98. Fwu C.W., Chien Y.C., You S.L., Nelson K.E., Kirk G.D., Kuo H.S., Feinleib M., Chen C.J. Hepatitis B virus infection and risk of intrahepatic cholangiocarcinoma and non-Hodgkin lymphoma: a cohort study of parous women in Taiwan. Hepatology 2011; 53: 1217–1225.
  99. Marcucci F., Mele A., Spada E., Candido A., Bianco E., Pulsoni A., Chionne P., Madonna E., Cotichini R., Barbui A., De Renzo A., Dore F., Iannitto E., Liso V., Martino B., Montanaro M., Pagano L., Musto P., Rapicetta M. High prevalence of hepatitis B virus infection in B-cell non-Hodgkin’s lymphoma. Haematologica 2006; 91: 554–557.


About the Autors


For correspondence:
Prof. Zubkin Mikhail Leonidovich, MD, Corresponding Member of the Russian Academy of Natural Sciences, Head, Clinical and Diagnostic Department, G.N. Gabrichevsky Moscow Research Institute of Epidemiology and Microbiology, Russian Federal Service for Supervision of Consumer Rights Protection and Human Welfare; Prof. Department of Field (Naval) Therapy, Institute for Postgraduate Training of Physicians, P.V. Mandryka Medical Training and Research Clinical Center, Ministry of Defense of the Russian Federation; Consulting Nephrologist, City Clinical Hospital Fifty-Two, Moscow Healthcare Department
Address: 10, Admiral Makarov St., Moscow 125212
Telephone: +7(499) 196-19-53
Е-mail: m-zubkin@yandex.ru


Similar Articles


Бионика Медиа