Current views on liver fibrosis and its markers


Semenova I.V., Ponezheva Zh.B., Maleev V.V.

Central Research Institute of Epidemiology, Russian Federal Service for Supervision of Consumer Rights Protection and Human Welfare, Moscow
The review presents current views on the mechanisms responsible for the development of liver fibrosis, deals with the instrumental and laboratory methods for its diagnosis, and gives a detailed description of the most important serum biomarkers. It also shows the relevance and clinical importance of estimating the direct and indirect serum markers of fibrogenesis in chronic diffuse liver diseases of various etiologies. The role of detection of the serum biomarkers is shown in the early diagnosis of liver fibrosis and its progression and in the prediction of fatal complications on the basis of numerous clinical and experimental studies described in the Russian and foreign literature over the past decades. Considering the fact that the results of the performed investigations remain quite controversial and each of the given markers by itself is of no high predictive value; and, as of now, further investigation of the significance of serum markers remains currently relevant to predict liver fibrosis in the outcome of chronic hepatitis of various etiologies.

Хронические заболевания печени являются актуальной медико-социальной проблемой, что связано с широким спектром этиологических факторов их возникновения, тяжелым клиническим течением, неуклонным прогрессирующим течением с развитием фиброза, а затем и цирроза печени (ЦП). При этом наиболее частой причиной развития хронических диффузных заболеваний печени является ее инфицирование вирусами гепатитов В и С [1], распространенность которых в мире и в нашей стране неуклонно возрастает за счет заболеваемости хроническими формами вирусных гепатитов (ХВГ), особенно гепатита С [2, 3]. Остается актуальным поражение печени токсической этиологии, в том числе алкогольной и лекарственной, что также приводит к фибротическим изменениям печени, а затем и к ЦП [1, 4, 5]. Смертность от терминальной стадии фиброза печени (ФП) занимает 9-е место в мире среди всех причин смерти и 6-е – среди лиц наиболее трудоспособного возраста, составляя от 14 до 30 случаев на 100 тыс. населения. В России эти показатели значительно выше и, по разным источникам, достигают 60,5 случая на 100 тыс. населения [1, 2, 6]. Крайне неблагоприятным остается наличие высокого риска развития гепатоцеллюлярной карциномы (в 30 раз чаще) у пациентов с ФП [6, 7].

За последние десятилетия вопросам оценки ФП посвящена масса как клинических, так и экспериментальных исследований. Предприняты попытки стандартизации правил ведения пациентов с продвинутым фиброзом и ЦП, определена тактика применения ряда патогенетических препаратов. Однако остаются нерешенными вопросы ранней диагностики ФП, определения маркеров прогрессирования фиброза и прогностических маркеров фатальных осложнений. Во многом результаты проведенных исследований остаются довольно противоречивыми, что значительно затрудняет работу клинициста. Прогнозирование течения и исходов хронических гепатитов различной этиологии – актуальная и чрезвычайно сложная задача, решение которой определит выбор адекватной тактики ведения больного. Для этого должны использоваться показатели, характеризующиеся высокой прогностической ценностью, чувствительностью и специфичностью. В данном обзоре анализируются современные представления о фиброгенезе печени и популярные методы его определения.

Механизмы формирования ФП

Механизм развития ФП вытекает из многогранности морфологической реакции печени на по­вреждение: стеатоза, пигментного отложения, тромбоза, апоптоза, некроза, адаптации, пролиферации гепатоцитов и собственно фиброзных изменений. При этом, независимо от этиологического фактора, только выраженность фиброза определяет, на какой стадии находится заболевание, то есть именно фиброз отражает темпы прогрессирования хронических диффузных поражений печени. Степень прогрессирования и выраженности фиброза определяется нарушением баланса между образованием и деградацией фиброзной ткани, которые регулируются профиброгенными и антифиброгенными факторами [6, 8, 9].

Фиброгенез – универсальный процесс прогрессирования хронических заболеваний печени, не зависящий от этиологических факторов, связанный с заменой паренхиматозных клеток соединительной тканью. Основу фиброгенеза составляет избыточное накопление протеинов внеклеточного матрикса и тканевых коллагеназ, основным источников которых являются звездчатые клетки (ЗК) печени [10]. В нормальной печени они (липоциты, клетки Ито) находятся в состоянии покоя и, накапливая ретиноиды, производят протеины внеклеточного матрикса. Активация ЗК медиаторами клеточного воспаления, к которым можно отнести активные формы кислорода, секретируемые поврежденными гепатоцитами, тромбоцитарный фактор роста (PDGF), фактор роста фибробластов (FGF), трансформирующий фактор роста β1 (TGF-β1), фактор некроза опухоли α (TNF-α), фактор роста гепатоцитов, интерлейкин-1 (ИЛ-1) и др., является основным патогенетическим звеном фиброгенеза [2, 11, 12] (см. рисунок). ЗК перемещаются в зону центральной вены, активируются, становятся похожими на миофибробласты, активно пролиферируют и теряют запасы ретиноидов.

Активированные ЗК становятся главным источником избыточной продукции внеклеточного матрикса. Накопление фибриллообразующих коллагенов в пространстве Диссе приводит к «капилляризации» и нарушению архитектоники печени, что препятствует нормальному обмену между синусоидами и гепатоцитами [12, 13].

Таким образом, активированные ЗК являются главным источником накопления внеклеточных матричных компонентов, таких как коллаген I, III и IV типов, фибронектин, ламинин и другие. Кроме того, ЗК продуцируют ферменты, участвующие в процессе фибролиза, – матриксные металлопротеиназы (ММП), играющие основную роль в расщеплении компонентов внеклеточного матрикса. Протеолитическая активность ММП может быть блокирована тканевыми ингибиторами матриксных металлопротеиназ (ТИМП-1, ТИМП-2) – группой белков, также секретируемых ЗК. Поэтому активированные ЗК играют большую роль не только в синтезе фиброзной ткани, но и в ее разрушении [14, 15].

В благополучных условиях в печени существует баланс между процессами образования и разрушения компонентов внеклеточного матрикса. Именно поэтому в здоровой печени не происходит избыточного накопления коллагена вследствие его постоянного протеолиза. При патологии многочисленные повреждающие факторы запускают процессы, приводящие к чрезмерному синтезу и накоплению продуктов распада внеклеточного матрикса, а также способствуют нарушению деградации молекул внеклеточного матрикса. При этом молекулярный состав измененной соединительной ткани печени всегда однотипен, вне зависимости от этиологического фактора формирования фиброза. Молекулы внеклеточного матрикса объединяются в большие молекулярные образования – коллагены, неколлагеновые гликопротеиды, протеогликаны, гликозаминогликаны, эластин, гиалуронан (см. рисунок) – и депонируются как в перицентральных зонах печеночного ацинуса, так и в перипортальных участках [10, 16, 17].

Кроме этого происходит деградация внеклеточного матрикса, осуществляющаяся двумя основными путями: либо в процессе разрушения нормального субэндотелиального матрикса здоровой печени, что еще более ухудшает ее состояние, либо путем восстановления печеночной паренхимы при распаде избыточной фиброзной ткани. Регуляцию процессов деградации обеспечивают ММП-1, ММП-2 и ММП-9 и их тканевые ингибиторы [18, 19]. Непосредственными факторами управления фиброгенезом являются универсальные (а в ряде случаев специфические) цитокины, регулирующие воспалительный ответ на повреждение гепатоцитов. К известным стимуляторам фиброгенеза можно отнести моноцитарный хемотаксический белок 1-го типа, фактор роста TGF-β1, способствующий трансформации ЗК в миофибробластоподобные клетки, стимулируя синтез внеклеточного матрикса и ингибируя его деградацию. Именно поэтому продолжается поиск лекарственных средств, воздействующих на TGF-β1, что значимо могло бы снизить темпы фиброза [20]. К фиброгенным субстанциям относят и мощный митоген ЗК – PDGF, который приводит к нарушению их регуляции в печени с по­следующим прогрессированием фиброзных изменений. Провоспалительный ИЛ-10 и интерферон-γ при этом оказывают мощное антифибротическое действие [11, 14, 20]. Цитокины с вазоактивными свойствами также играют важную роль в процессе формирования и прогрессирования ФП. Так, вазодилатирующие субстанции, такие как оксид и нитрит азота, релаксин, обладают антифибротическими свойствами, в то время как вазоконстрикторам (норадреналин и ангиотензин II) принадлежит главенствующая роль в фиброгенезе печени. Мощный вазоконстриктор эндотелин-1 тоже стимулирует темпы прогрессирования фиброзных изменений в ткани печени [21].

Таким образом, понятно, что фиброгенез печени – активный биосинтетический репаративный процесс, приводящий к избыточному депонированию компонентов внеклеточного матрикса, в основном коллагена, формирующего механический каркас органа. И при прогрессирующем разрастании фиброзной ткани появляются предпосылки к формированию ЦП – конечной стадии ее фиброза с организацией узелковых структур в паренхиме и нарушением печеночных функций [6].

Эволюция фиброза в ЦП – это не просто процессы рубцевания и замещения соединительной тканью, а часть хронического поражения печени, включающая воспаление, ангиогенез, ремоделирование и образование коллагена. По сути, выраженность фиброза и размеры узлов являются предикторами значимой портальной гипертензии (ПГ; более 10 мм рт. ст.), с которой и связан дальнейший прогноз заболевания. Исходя из известных данных об особенностях строения портального русла, его связей с другими системами организма, можно сформулировать основные физиологические механизмы, определяющие уровень давления в воротной вене [22, 23]: внутрипеченочная и портальная сосудистая резистентность, объем крови в портальном русле печени и состояние сердечно-сосудистой системы.

Известно, что предикторами ФП являются холестаз во всех проявлениях, возраст старше 45 лет (так как к этому моменту процессы заместительного фиброгенеза протекают быстрее), мужской пол как фактор риска развития ПГ, вирусная инфекция, синдром перегрузки железом, злоупотребление алкоголем, инсулинорезистентность, некорригируемая ПГ, сопутствующая сердечная недостаточность. Степень фиброзных нарушений коррелирует с тяжестью микроциркуляторных расстройств на уровне крупных сосудов печени и в синусоидах, усугубляя состояние гипоксии, радикального окисления, эндотелиальной дисфункции и стимуляции фиброгенеза. Несмотря на существование большого количества исследований и методов диагностики ФП, эта проблема остается до конца не решенной и перспективной для дальнейшего изучения.

Методы оценки ФП

В настоящее время предлагается множество методов оценки фиброза, которые можно разделить на несколько групп.

 

Инструментальные методы

1. Биопсия печени. Известно, что «золотым стандартом» для определения стадии ФП является пункционная биопсия печени. Однако у этого метода имеется ряд ограничений, таких как инвазивность процедуры, риск развития осложнений в 0,01–0,1% случаев (рефлекторная гипотония, кровотечение, подкапсульная гематома печени, повреждение соседних органов, летальный исход), погрешности в получении материала и др. [24, 25]. На основании результатов данной процедуры можно диагностировать ФП с достаточно высокой степенью специфичности. Однако это важное инвазивное исследование проводится только в специализированных лечебных учреждениях, требует высокого профессионализма от гепатолога и патоморфолога. К сожалению, при проведении гепатобиопсии возможно развитие осложнений до 3% случаев, а в 15–35% получают неизмененную ткань печени и в 1,5% – неинформативный материал [24]. В клинической практике биопсию печени трудно использовать для оценки динамики ФП. Метод недостаточно чувствителен, так как объем исследуемой ткани составляет всего около 1/50 000 органа [26]. При этом тяжесть поражения печени в трети случаев недооценивается или, наоборот, переоценивается [19, 27], а один и тот же биоптат разные морфологи могут трактовать по-разному [19].

2. Эластография печени. Оценка выраженности фиброза посредством измерения эластичности печени с помощью аппарата фиброскан основана на генерации низкочастотных колебаний, передающихся на ткань печени. Принципом методики является использование колебаний низкой частоты для количественной оценки эластичности как показателя состояния печени и доли в ней соединительной ткани. Эластичность ткани печени (в килопаскалях – kPa) определяют по скорости распространения в печени упругих волн, генерируемых прибором. Объем исследуемой ткани достигает 6 см3 и значительно превосходит таковой при биопсии печени. Доказана положительная корреляционная связь между результатами, полученными при эластографии и биопсии печени. Максимальная диагностическая точность эластометрии отмечена у больных ХВГ со стадиями фиброза F3 – 92,5%, F4 – 96%, что сопоставимо с результатами полуколичественной морфологической оценки по системе METAVIR. Чувствительность эластометрии для стадии F1 составила 66%, специфичность – 83%. Факторами, влияющими на диагностическую точность эластометрии, являются возраст пациента моложе 50 лет – 95% (p < 0,0001), индекс массы тела (ИМТ) менее 25 кг/м2 – 95% (p < 0,0001) [28, 29].

3. Визуализирующие методы обследования. Широко распространенные и доступные методы визуального неинвазивного обследования (ультразвуковая диагностика, компьютерная томография, магнитно-резонансная эластография) могут применяться для установления диагноза ФП, признаков ПГ, ряда сосудистых нарушений (допплерография сосудов портальной системы), однако их диагностическая информативность низка.

 

Лабораторные методы диагностики ФП

Выделяют прямые и непрямые сывороточные маркеры фиброгенеза (см. таблицу).

Непрямыми являются традиционно используемые в клинической практике маркеры, характеризующие изменение функции печени, и соединения, синтезируемые, регулируемые или секретируемые печенью:

  • аминотрансферазы: аспартатаминотрансфераза (АСТ), аланинаминотрансфераза (АЛТ) – наиболее чувствительный и специфичный индикатор гепатоцеллюлярного повреждения; соотношение уровней АСТ/АЛТ (коэффициент Де Ритиса);
  • гамма-глутамилтранспептидаза (ГГТ). Известно 5 патологических процессов, способствующих повышению активности ГГТ: цитолиз, холестаз, интоксикация алкоголем, опухолевый рост в печени, воздействие гепатотоксичных препаратов (лекарственный гепатит) и др.;
  • аполипопротеин А1 – основной аполипопротеин, входящий в состав липопротеинов высокой плотности. Является весьма перспективным маркером некровоспалительных процессов, связанных с фиброзом: с повышением стадии фиброза сывороточный уровень аполипопротеина А1 снижается;
  • альфа-2-макроглобулин (А2М) – маркер тяжести воспалительного процесса в печени, белок острой фазы воспаления; активирует стеллатные клетки и стимулирует фиброгенез. Сывороточный гликопротеин, основной ингибитор протеолитических каскадных систем: комплемента, коагуляции и фибринолиза;
  • количество и функция тромбоцитов – показатель тяжести фиброза, хотя также отражает выраженность гиперспленизма; показано, что количество тромбоцитов < 150 х109/л имело предиктивное значение для стадии ФП F4 (90%), а при стадиях F1–F3 – у 75–80% пациентов [12, 28].
  • гаптоглобин – связывает свободный гемоглобин, высвобождающийся из эритроцитов, является важным реактантом острой фазы. Пониженный гаптоглобин – маркер тяжести воспалительного процесса в печени; уровень гаптоглобина значительно снижен у пациентов с ЦП;
  • ферритин – острофазовый белок. В исследованиях обмена железа изучены концентрации ферритина, железа, трансферрина у больных ХВГ. Показано, что наиболее грубые нарушения в метаболизме железа с достоверным повышением концентрации ферритина и железа имели место при стадиях F3– F4, а при стадиях F1–F2 уровни ферритина и железа не имеют существенных отличий [30].

Перечисленные маркеры эффективны для диагностики воспалительных процессов в печени, показательны при нарушении функционирования гепатоцитов и снижении белково-синтетической функции печени. Однако непрямые сывороточные маркеры фиброгенеза не могут отобразить степень повреждения печеночной паренхимы.

Потому сегодня наиболее актуальны непрямые маркеры, методом дискриминантного анализа объединенные в комплексные тесты (фиброакти-тест, фибромакс-тест, стеатоскрин и др.). По данным фибротеста, для стадии F1 чувствительность метода составила 70%, специфичность – 85%, для F2 – 80 и 100% соответственно, для F3–F4 – 100 и 100% [28, 31].

В настоящее время наиболее перспективными для изучения и внедрения в клиническую практику являются прямые маркеры фиброгенеза (см. таблицу), отражающие изменения во внеклеточном матриксе. К ним относятся регуляторы процессов деградации внеклеточного матрикса печеночной паренхимы – матриксные коллагеназы (ММП-1) и желатиназы (ММП-2, ММП-9) и их ингибиторы, продукты синтеза коллагена, гликопротеиды, полисахариды, а также некоторые цитокины.

MMП – большое семейство ферментов, эндопептидазы, участвующих в ремоделировании соединительной ткани посредством разрушения ее органических компонентов: коллагена, протеогликанов, эластина, ламинина, фибронектина. ММП-2 секретируется активированными ЗК, ММП-9 – в основном активированными клетками Купфера. ММП-2 и ММП-9 коррелируют с фиброзом [32, 33], но некоторые исследования по изучению корреляции ММП-2 при ХГС дали противоречивые результаты [15].

ТИМП-1 и ТИМП-2 продуцируются фибро­бластами, а ТИМП в гепатоцитах активирует синтез ИЛ-6 и ИЛ-1β. Основной функцией ТИМП является регуляция разрушения коллагена и компонентов базальной мембраны. Соотношение ММП-2/ТИПМ-1 считается более информативным маркером ЦП у больных ХГС. Однако они не способны дифференцировать степень выраженности фиброза, поэтому их клиническая значимость была продемонстрирована только на продвинутых стадиях ФП [32].

N-терминальный пептид проколлагена III (N-terminal peptide of procollagen III – PIIINP) – продукт расщепления коллагена, является наиболее широко изученным маркером ФП [34]. Маркер обнаружения цирроза с чувствительностью около 94% и специфичностью около 81% [35, 36]. При ХГС уровень PIIINP не коррелирует со степенью фиброза [37, 38], но может быть повышен при остром и хроническом активном гепатите и коррелирует с уровнями аминотрансфераз [36]. Однако PIIINP не является специфичным для ФП, поскольку его уровень также повышается при фиброзе легких, хроническом панкреатите и ревматоидном артрите [39]. Поэтому PIIINP скорее маркер воспаления, чем фиброза.

Коллаген IV типа рассматривается как предполагаемый маркер формирования базальной мембраны и синусоид капилляризации, которые являются важными патологическими процессами в ФП. Сывороточный уровень коллагена IV типа может быть использован для прогнозирования состояния ФП при ХВГ [12, 20, 37, 40], алкогольных заболеваниях печени и печеночно-клеточный карциноме.

Гиалуроновая кислота (ГК; Hyaluronic acid) – высокомолекулярный полисахарид с неразветвленной основной цепью, в основном продуцируется фибробластами и другими специализированными клетками соединительной ткани. Она играет структурную роль в соединительнотканном матриксе и участвует в различных межклеточных взаимодействиях. Было показано, что рост уровня гиалуроновой кислоты ГК лучше корреллирует со степенью гистологического повреждения печени, чем традиционные тесты оценки функции печени [40]. Определение сывороточного уровня ГК важно для диагностики ЦП, оценки степени ФП, мониторинга функции печени. Было также показано, что уровень ГК отражает степень ФП у пациентов с ХГС [25, 41], алкогольным циррозом и первичным билиарным циррозом. Уровень ГК является также ранним маркером токсического повреждения печени этанолом, ацетаминофеном, бактериальными липополисахаридами [5] .

Хрящевой гликопротеин YKL-40 (хондрекс) участвует в расщеплении экстрацеллюлярного матрикса. Полагают, что сывороточный уровень YKL-40 тесно связан со степенью ФП. YKL-40 был испытан у пациентов с гепатитом С и продемонстрировал чувствительность и специфичность для фиброза около 80% [42]. При алкогольной болезни печени специфичность составляет 88%, чувствительность – 51% [42]. YKL-40 может отражать клинический исход [34]. Недостатком YKL-40 является его повсеместное присутствие и, следовательно, он не может считаться специфическим маркером ФП [19, 38].

Ламинин (Laminin) – крупный адгезивный гликопротеин, является ключевыми компонентами базальных мембран. Синтез ламинина происходит в печеночной паренхиме в ходе регенеративных процессов, и при ФП ламинин в большом количестве накапливается во внеклеточном матриксе [35, 37, 43].

Эндотелин-1 (Еndothelin-1) – маркер состояния эндотелия. При хронических диффузных заболеваниях печени происходит нарушение кровообращения в печени на фоне эндотелиальной дисфункции. Эндотелин-1 также активирует ЗК печени, что способствует развитию фиброза. По некоторым данным, может использоваться для дифференциальной диагностики минимального/умеренного фиброза и ЦП при хронических гепатитах [21].

TGF-β1 (transforming growth factor β1) является основным индуктором активации ЗК. Концентрация TGF-β1 в плазме повышена и коррелирует с тяжестью заболевания печени. Было показано, что TGF-β1 хорошо коррелирует с наличием ФП у пациентов с алкогольной болезнью печени и при ХГС [44]. Однако его повышение четко коррелирует с уровнем АЛТ и АСТ, поэтому TGF-β1 – более маркер воспаления [45–47], а не фиброгенеза.

PDGF (рlatelet derived growth factor) продуцируется клетками Купфера, является сильным митогеном, вызывает миграцию и пролиферацию мезенхимальных клеток, в том числе ЗК, к месту повреждения. Фактор роста соединительной ткани (connective tissue growth factor – CTGF) синтезируется ЗК и гепатоцитами и сильно зависит от наличия TGF-β1 [17], является основным регулятором в переходе эпителиальных клеток в мезенхимальные, которые играют ключевую роль в увеличении внеклеточного матрикса. Недавние исследования показали, что уровень CTGF уменьшается при конечной стадии цирроза. Таким образом, CTGF был предложен в качестве ценного маркера активного фиброгенеза [46].

Цитокератин 18 (сaspase-cleaved cytokeratin 18 – CK18-Asp396) – белок, выходящий из гепатоцитов при их апоптозе. Является перспективным маркером хронических заболеваний печени. У больных неалкогольным стеатогепатитом (НАСГ) концентрация CK18-Asp396 выше, чем у пациентов с ХВГ, что указывает на более выраженный и значительный апоптоз при НАСГ [18]. На данный момент CK18-Asp396 – единственный маркер, специфичный именно для НАСГ.

Принципиальное ограничение достоверности прямых биомаркеров фиброза состоит в том, что они могут повышаться и при других состояниях: отражают не избыточное отложение протеинов внеклеточного матрикса, а тканевой метаболизм в целом и не обладают специфичностью для ткани печени. Проведенные клинические исследования показывают, что маркерами прогрессирования фиброза являются повышение содержания коллагена IV типа, ГК, PIIINP и ТИМП-1. Маркерами стабильного течения фиброза являются снижение в сыворотке крови коллагена IV типа и ГК. При этом прослеживаются корреляции между показателями этих маркеров в крови и гистологическими индексами стадий ФП. Однако, несмотря на довольно большое количество исследований, диаг­ностическая точность таких корреляций неоднозначна.

Е.В. Винницкая [20] при оценке диагностической значимости сывороточных маркеров при хронических диффузных заболеваниях печени выявляет статистически значимую комбинацию следующих маркеров: ГК, ТИМП-1 и ТИМП-2, коллаген IV типа, уровень АСТ и щелочной фосфотазы, которые коррелируют с ФП. Т. Wang и соавт. [40] установили высокий уровень корреляций между различными стадиями ФП у 127 пациентов и концентрациями ГК, коллагена VI типа, PIIINP и ТИМП в сыворотке крови. Причем показатели содержания указанных маркеров тесно коррелировали как со степенью воспаления, так и со стадией фиброза: чем более выраженным было поражение печени, тем выше были показатели указанных маркеров в сыворотке крови.

D.J. Leeming и соавт. [23] оценивали значимость сывороточных маркеров фиброза для обнаружения ПГ. Было выявлено, что все основные маркеры ремоделирования внеклеточного матрикса достоверно коррелируют с градиентом печеночного венозного давления, но сочетанное измерение эластина, коллагена VI типа и PIIINP значительно лучше отображают степень ПГ [23].

Y. Murawaki и соавт. [25], обследовавшие 169 больных с XГС, показали высокую диагностическую роль повышенных концентраций ММП, ГК, коллагена VI типа и PIIINP и ТИМП для дифференцировки стадии фиброза F1–F2 от F3–F4. Они выявили также, что определение ГК имеет наибольшую значимость по сравнению с другими тестами при диагностике умеренного и выраженного ФП (при уровне ГК > 50 пг/мл чувствительность теста составила 77%, специфичность – 75%) и для выраженной степени воспаления (при уровне ГК > 60 пг/мл чувствительность – 75%, специфичность – 80%).

А. Sanvisens и соавт. [41] показали, что у пациентов с XГС сывороточный уровень ГК положительно коррелировал со степенью фиброза, а диагностические характеристики теста для разграничения слабого/выраженного фиброза и ЦП были достаточно высоки: чувствительность составила 87,0%, специфичность – 70,0%.

Y.X. Zhang и соавт. [48], обследовав 177 взрослых пациентов с ХГВ, определили, что отсекающее значение ГК для диагностики тяжелого фиброза составляет > 300,0 пг/мл при чувствительности 93,7% и специфичности 98,9%. В своем исследовании авторы указали, что cepoлогический уровень ТИМП-1 положительно коррелировал со значениями индекса гистологической активности у больных с XГВ.

I. El-Gindy и соавт. [49] показали, что уровни MMП-2 в сыворотке крови не различались у больных ХГС с ФП, без фиброза и в контрольной группе, но были достоверно выше у больных с ЦП. Концентрация ТИМП-1 была повышена у всех пациентов, независимо от стадии фиброза, по сравнению с контрольной трупной. Авторами была показана высокая диагностическая значимость MMП-2 для выявления ЦП: чувствительность теста – 83%, специфичность – 96%. Содержание ТИМП-1 в сыворотке крови позволило определять наличие цирротической трансформации печени с чувствительностью 100% и специфичностью 75%. С другой стороны, по мнению S. Reif и соавт. [50], сывороточные уровни ММП-2 и MMП-9 отражают степень воспалительной активности, но не стадию ФП у больных ХГС.

Совершенно очевидно, что каждый из указанных показателей в отдельности может не обладать высокой прогностической ценностью. Большинство исследований сывороточных маркеров фиброза показывают, что использование этих маркеров в качестве одиночных тестов ограничено в связи с ложноположительными результатами при наличии воспалительного процесса в печени, а также они неспецифичны для печеночной ткани и могут отражать фибротические процессы, происходящие в других органах [5]. Поэтому ряд авторов исследуют и предлагают комбинированные системы оценки фиброза, которые основаны на сочетанном определении маркеров фиброгенеза [28, 31] и оценке на фиброскане. При этом достигается увеличение специфичности для сывороточных маркеров объединением в комплексные фиброзные панели, включающие прямые и непрямые биомаркеры. К сожалению, они имеют свои ограничения и недостатки, являются дорогостоящими, а максимальная диагностическая точность отмечена у больных со стадией фиброза F3–F4 [28, 30].

Широкое использование комбинации неинвазивных методов для диагностики ФП позволит уменьшить число биопсий при ХВГ. Очевидно, что в настоящее время необходимо определить значимые маркеры ранней диагностики ФП и выявить критерии прогрессирования фиброза в зависимости от этиологии ХВГ, а также разработать методы коррекции ФП.

Своевременная и точная оценка выраженности ФП поможет вовремя начать целенаправленное лечение, что существенно улучшит прогноз и качест­во жизни пациентов.


Literature



  1. Ивашкин В.Т. (ред.) Болезни печени и желчевыводящих путей. Руководство для врачей. 2-е изд. М.: М-Вести, 2005; 115–151.

  2. Малеев В.В., Ситников И.Г., Бохонов М.С. Актуальные вопросы современной гепатологии. Москва–Ярославль, 2014. 510 с.

  3. Ющук Н.Д., Климова Е.А., Знойко О.О. Вирусные гепатиты. Клиника, диагностика, лечение. М.: ГЭОТАР-Медиа, 2012; 6–8.

  4. Маевская М.В. Алкогольная болезнь печени. Consilium medicum 2001; 3(6): 256–260.

  5. Naveau S., Gaude G., Asnacion A., Agostini H., Abella A., Barri-Ova N., Dauvois B., Prévot S., Ngo Y., Munteanu M., Balian A., Njiké-Nakseu M., Perlemuter G., Poynard T. Diagnostic and prognostic values of noninvastive biomarkers of fibrosis in patients with alcoholic liver disease. Hepatology 2009; 49(1): 97–105.

  6. Ивашкин В.Т., Павлов Ч.С. Фиброз печени. М.: ГЭОТАР-Медиа, 2011. 168 с.

  7. Chen C.-J., Yang H.-I., Su J., Jen CL, You SL, Lu SN, Huang GT, Iloeje UH; REVEAL-HBV Study Group. Risk of hepatocellular carcinoma across a biological gradient of serum hepatitis B virus DNA level. JAMA 2006; 295(1): 65–73.

  8. Iredale J.P. Models of liver fibrosis: exploring the dynamic nature of inflammation and repair in a solid organ. J. Clin. Invest. 2007; 117(3): 539–48.

  9. Wynn T.A. Common and unique mechanisms regulate fibrosis in various fibroproliferative diseases. J. Chin. Invest. 2007; 117(3): 524–529.

  10. Сторожаков Г.И., Ивкова А.Н. Патогенетические аспекты фиброгенеза при хронических заболеваниях печени. Клинические перспективы гастроэнтерологии, гепатологии 2009; 2: 3–10.

  11. Ивкова А.Н., Федоров И.Г., Строжаков Г.И. Роль цитокинов в развитии фиброза печени. Клинические перспективы гастроэнтерологии, гепатологии. 2006; 1: 2–9.

  12. Сурков А.Н. Сывороточные маркеры фиброзирования при хронических заболеваниях печени у детей. Автореф. дис. … канд. мед. наук. М., 2009.

  13. Friedman S. Mechanisms of disease: mechanisms of hepatic fibrosis and therapeutic implications. Nat. Clin. Prac. Gastroenterol. Hepatol. 2004; 1: 98–105.

  14. Baroni G.S., D’Ambrosio L., Curto P., Casini A., Mancini R., Jezequel A.M., Benedetti A. Interferon gamma decreases hepatic stellate cell activation and extracellular matrix deposition in rat liver fibrosis. Hepatology 1996; 23: 1189–1199.

  15. Walsh K.M., Timms P., Campbell S., MacSween R.N, Morris A.J. Plasma levels of matrix metalloproteinase-2 (MMP-2) and tissue inhibitors of metalloproteinases-1 and -2 (TIMP-1 and TIMP-2) as noninvasive markers of liver disease in chronic hepatitis C: comparison using ROC analysis. Dig. Dis. Sci. 1999; 44(3): 624–630.

  16. Gressner A., Weiskirchen R. Modern pathogenetic concept of liver fibrosis suggest stellate cells and TGB-β as major players and therapy targets. J. Cell. Mol. Med. 2006; 10(1): 46–99.

  17. Gressner O.A., Lahme B., Demirci I., Gressner A.M., Weiskirchen R. Differential effects of TGF-beta on connective tissue growth factor (CTGF/CCN2) expression in hepatic stellate cells and hepatocytes. J. Hepatol. 2007; 47(5): 699–710.

  18. Giannini E., Caglieris S., Ceppa P., Risso D., Lantieri P.B., Testa R. Serum pro-collagen III peptide levels are related to lobular necrosis in untreated patients with chronic hepatitis C. Eur. J. Gastroenterol. Hepatol. 2001; 13(2): 137–141.

  19. Regev A., Berho M., Jeffers L., Milikowski C., Molina E.G., Pyrsopoulos N.T., Feng Z.Z.., Reddy K.R., Schiff E.R. Sampling error and intraobserver variation in liver biopsy in patients with chronic HCV infection. Am. J. Gastroenterol. 2002; 97: 2614–2618.

  20. Винницкая Е.В. Диагностическая значимость сывороточных маркеров фиброза при хронических болезнях печени. Тер. архив 2013; 85(2): 27–31.

  21. Щекотова А.П. Эндотелин-1 – эффективный тест дифференциальной диагностики хронического гепатита и цирроза печени. Пермский медицинский журнал 2012; 29; 55–59.

  22. Bosch J., Berzigotti A., Garcia-Pagan J.C., Abraldes J.G. The management of portal hypertension: Rational basis, available treatment and future options. J. Hepatol. 2008; 48: 68–93.

  23. Leeming D.J., Karsdal M., Byrjalsen A., Bendtsen F., Trebicka J., Nielsen M.J., Christiansen C., Møller S., Krag A. Novel serological neo-epitope markers of extracellular matrix proteins for the detection of portal hypertension. Aliment Pharmacol. Ther. 2013; 38(9): 1086–1096.

  24. Ющук Н.Д., Знойко О.О. Сафиуллина Н.Х., Келли Е.И. Пункционная биопсия печени и возможности неинвазивного мониторинга фиброза при хроническом вирусном гепатите С. Клинические перспективы гастроэнтерологии, гепатологии 2002; 1: 9–16.

  25. Murawaki Y. ,Ikuta Y.,Okamoto K. , Koda M., Kawasaki H. Diagnostic value of serum markers of connective tissue turnover for predicting histological staging and grading in patients with chronic hepatitis C. J. Gastroenterol. 2001; 36(6): 399–406.

  26. Bedossa P., Dargere D., Paradis V. Sampling variability of liver biopsy in chronic hepatitis C. Hepatology 2003; 38: 1449–1457.

  27. George S., Bacon B., Brunt E., Mihindukulasuriya K.L., Hoffmann J., Di Bisceglie A.M. Clinical, virologic, histologic, and biochemical outcomes after successful HCV therapy: A 5-year follow-up of 150 Patients. Hepatology 2009; 49: 729–738.

  28. Павлов Ч.С., Глушенков Д.В., Ивашкин В.Т. Современные возможности эластометрии, фибро- и акти-теста в диагностике фиброза печени. Рос. журн. гастроэнтерол., гепатол., колопроктол. 2008; 4: 43–52.

  29. Ogawa E., Furusyo N., Toyoda K., Takeoka H., Maeda S., Hayashi J. The longitudinal quantitative assessment by transient elastography of chronic hepatitis C patients treated with with pegylated interferon alpha-2d and ribavirin. Antiviral Res. 2009; 83(2): 127–134.

  30. Павлов Ч.С. Способ оценки степени фиброза печени при хроническом вирусном гепатите. Патент РФ № 2352950, 2009.

  31. Castera L., Foucher J.,Bernard P. et al. Transient elastography (FibroScan) and FibroTest to assess liver fibrosis in inactive hepatitis: a perspective controlled study. Hepalogy 2006; 43(2): 373–274.

  32. Boeker K.H., Haberkorn C.I., Michels D., Flemming P., Manns M.P., Lichtinghagen R. Diagnostic potential of circulating TIMP-1 and MMP-2 as markers of liver fibrosis in patients with chronic hepatitis C. Clin. Chim. Acta 2002; 316(1–2): 71–81.

  33. Leroy V., Monier F., Bottari S., Trocme C., Sturm N., Hilleret M.N., Morel F., Zarski J.P. Circulating matrix metalloproteinases 1, 2, 9 and their inhibitors TIMP-1 and TIMP-2 as serum markers of liver fibrosis in patients with chronic hepatitis C: comparison with PIIINP and hyaluronic acid. Am. J. Gastroenterol. 2004; 99: 271–279.

  34. Nojgaard C., Johansen J.S., Christensen E., Skovgaard L.T., Price P.A., Becker U. Serum levels of YKL-40 and PIIINP as prognostic markers in patients with alcoholic liver disease. J. Hepatol. 2003; 39(2): 179–186.

  35. Gabrielli G.B., Capra F., Casaril M., Squarzoni S., Tognella P., Dagradi R., De Maria E., Colombari R., Corrocher R., De Sandre G. Serum laminin and type III procollagen in chronic hepatitis C. Diagnostic value in the assessment of disease activity and fibrosis. Clin. Chim. Acta 1997; 265(1): 21–31.

  36. Montalto G., Soresi M., Aragona F., Tripi S., Carroccio A., Anastasi G. Procollagen III and laminin in chronic viral hepatopathies. Presse Med. 1996; 25(2): 59–62.

  37. Hirayama C., Suzuki H., Takada A., Fujisawa K., Tanikawa K., Igarashi S. Serum type IV collagen in various liver diseases in comparison with serum 7S collagen, laminin, and type III procollagen peptide. J. Gastroenterol. 1996; 31(2): 242–248.

  38. Johansen J.S. Studies on serum YKL-40 as a biomarker in diseases with inflammation, tissue remodelling, fibroses and cancer. Dan. Med. Bull. 2006; 53(2): 172–209.

  39. Tianhui L., Xiaoming Wang, M.A. Karsdal M.A., Leeming D.J. Molecular Serum Markers of Liver Fibrosis. Presse Med. 2012; 7: 105–117.

  40. Wang T., Wang B., Liu X. Correlation of serum markers with fibrosis staging in chronic viral hepatitis. Zhonghua Bing Li Xue Za Zhi 1998; 27(3): 185–190.

  41. Savisens A., Serra I., Tural C., Tor J., Ojanguren I., Barluenga E., Rey-Joly C., Clotet B., Muga R. Hyaluronic acid, transforming growth factor β1 and hepatic fibrosis in patients with chronic hepatitis C virus and human immunodeficiency virus co-infection. J. Viral. Hepat. 2009; 16(7): 513–518.

  42. Saitou Y., Shiraki K., Yamanaka Y., Yamaguchi Y., Kawakita T., Yamamoto N., Sugimoto K., Murata K., Nakano T. Noninvasive estimation of liver fibrosis and response to interferon therapy by a serum fibrogenesis marker, YKL-40, in patients with HCV-associated liver disease. World J. Gastroenterol. 2005; 11(4): 476–481.

  43. Бондарева К.С. Совершенствование диагностики хронического гепатита и цирроза печени с учетом определения антител класса G к ламинину-1. Автореф. дис. … канд. мед. наук. Ростов-на-Дону, 2013.

  44. Kanzler S., Baumann M., Schirmacher P., Dries V., Bayer E., Gerken G., Dienes H.P., Lohse A.W. Prediction of progressive liver fibrosis in hepatitis C infection by serum and tissue levels of transforming growth factor-beta. J. Viral. Hepat. 2001; 8(6): 430–437.

  45. Flisiak R., Maxwell P., Prokopowicz D., Timms P.M., Panasiuk A. Plasma tissue inhibitor of metalloproteinases-1 and transforming growth factor beta 1-possible non-invasive biomarkers of hepatic fibrosis in patients with chronic B and C hepatitis. Hepatogastroenterology 2002; 49(47): 69–72.

  46. Kovalenko E., Tacke F., Gressner O.A., Zimmermann H.W., Lahme B., Janetzko A., Wiederholt T., Berg T., Müller T., Trautwein C., Gressner A.M., Weiskirchen R. Validation of connective tissue growth factor (CTGF/CCN2) and its gene polymorphisms as noninvasive biomarkers for the assessment of liver fibrosis. J. Viral. Hepat. 2009; 16(9): 612–620.

  47. Nakamura T., Sakata R., Sata M., Ueno T. Inhibition of transforming growth factor β prevents progression of liver fibrosis and enhances hepatocyte regeneration in dimethylnitrosamine-treated rats. Hepatogy 2000; 32: 47–55.

  48. Zhang Y.X., Wu W.J., Zhang Y.Z., Feng Y.L., Zhou X.X., Pan Q. Noninvasive assessment of liver fibrosis with combined serum aminotransferase/platelet ratio index and hyaluronic acid in patients with chronic hepatitis B. World J. Gastroenterol. 2008; 14(46): 17–21.

  49. El-Gindy I., EL-Rahman A.T., El-Alim M.A., Zaki S. Diagnostic potential of serum matrix metalloproteinase- 2 and tissue inhibitor of metalloproteinase-1 as non-invasive markers of hepatic fibrosis in patients with HCV related chronic liver disease. Egypt. J. Immonol. 2003; 10(1): 27–35.

  50. Reif S., Somech R., Brazovski E., Reich R., Reich R., Reich R., Belson A., Konikoff F.M., Kessler A. Matrix metalloproteinases 2 and 9 are markers of inflammation but not of the degree of fibrosis in chronic hepatitis C. Digestion 2005; 71(2): 124–130.


About the Autors


For correspondence:
Ponezheva Zhanna Betovna, MD; Leading Researcher, Clinical Department of Infectious Diseases, Central Research Institute of Epidemiology, Russian Federal Service for Supervision of Consumer Rights Protection and Human Welfare
Address: 3a, Novogireevskaya St., Moscow 111123
Telephone: +7(495) 365-00-18
E-mail: ponezheva03@mail.ru


Similar Articles


Бионика Медиа